Я жду тебя...
Я жду тебя. Я жгу себя. Я жгу
Табак и благовония Тибета
И битый час сижу, полуодета,
На тающем бетонном берегу.
Ты знаешь, это верная примета –
Коль скоро здесь – безоблачное лето,
То где-то города лежат в снегу.
Я жму тебе. Не руку, просто жму,
Как новые, неношеные туфли.
Я жду бессильно, жду à bout de souffle.
Ты вырос из меня. Тогда к чему.
Ты вырос из меня, как яркий лист
Из клейкой почки. Как цветок – из стебля.
Ты – плоть и кровь моя. И не тебе б л я
Мне говорить: «всё кончено». Не злись.

(с) Анна Ривелотэ

Мышкины слёзки
Ну что же мне делать с тобой таким? Объявить джихад одному неверному? Вывернуться наружу кавернами, рубцами белёсыми: смотри, дорогой, вот так бывает, когда ты с другой, похоже, будто прижгли папиросами или вытравили кислотой. Но всё некрасивое между нами по умолчанию запрещено - складывай белоснежные оригами, носи тончайшие кимоно, веди себя, как подобает принцессам, а свои воспалительные процессы оставь докторам - пусть они решают; впрочем, пожалуй, тебя украшает вон тот перламутровый шрам.

Ты так упоительно безнаказан, и веришь, что слёзки мышиных полчищ не отольются однажды разом, что всё не накроется медным тазом, а мыши - да разве их всех упомнишь. Нет, я не пугаю тебя геенной, вообще ничем тебя не пугаю, дай Бог тебе после жизни бренной низвергнуться в самую бездну рая. Нет, я не ведаю, как должно быть, и как могло бы - не знаю тоже, не будь такою я узколобой, не будь такою я толстокожей. Ну просто прости мне мои печали, мои бессмысленные обиды, ночные бденья с убитым видом над чашкой с горьким соленым чаем. Прости, что я не могу быть гордой, прости, что я от всего устала, прости, что я с расписною торбой, прости, что я со своим уставом. Прости, что мерой своею меряю, кто здесь Авель, а кто здесь - Каин, прости, что я никогда не верю, что каждый новый ожог - случаен.

(с) Анна Ривелотэ

Заводная птица
Хочешь, я буду писать для тебя, писать высоким и мертвым штилем? Хочешь, просто друг друга пришпилим к настоящему времени, будем в нём вечно гореть янтарным огнём, двумя зрачками голодного тигра. Но не молчи, не молчи вот так, будто решил всё давным-давно, а то я подумаю, что вино вот это, вот этот хлеб - последнее, что я с тобой делю, что ты исчезнешь, пока я сплю. Хочешь, я буду просто смотреть? В реках горькой воды на треть, всадники близко; скажи мне: киска, я не хочу стареть, и я накрою твой лоб ладонью. Ты мог бы любить благородную донью, а выпало пьющую девочку с обветренными губами - их не возьмет ни одна помада, - пообещала из глупой бравады, что бросит первой, тебя не спросит. Да нет, не бросит.

Она не сможет, она боится, в ее груди заводная птица тихонько шепчет: не уходи. В лоне её золотая змейка тёплыми кольцами вьётся нежно; что ты, не бросит тебя, конечно, так что придется всё самому. Знаешь, я пережила чуму, голод и разных бед до хрена, и я умею ценить живых, пока отзываются на имена. Но когда мы ляжем в одну кровать, подумай, стоит ли отогревать мое бедное сердце, чтобы потом с этим покончить одним звонком. А впрочем, поздно: пока ты занят, девочка с бронзовыми глазами, та, что зовет себя Зимним Цветком, плачет от страха крутым кипятком, плачет, выкашливая со слезами колкий гортанный ком.

(с) Анна Ривелотэ

Зима в раю-2
Вот он, нескучный град Генуя - и, минуя, я не тебя, мой брат, милую и балую. Кто-то другой, не ты, в треснувший мой гранат вложит свои персты и рассмеется над. И не твоя стрела мне попадает в рот, горькая как смола, клейкая как грейпфрут, - можно наоборот, если мои не врут. Нет, не ко мне одной Генуя благосклонна: пенной кипит слюной порта сырое лоно. Сколько таких, как я, ползало на коленях, пересчитать ея каменныя ступени силясь, и здешний свет скольким глаза повыел - только тебя здесь нет, всюду одни живые.

Вот он, бессонный град Падуя - и, вставая, я не с тобой, мой брат, всюду одна, живая. Знаю, тебя здесь нет и никогда не будет: по твоему билету едут другие люди. Голыми на кровать люди другие лягут, чтоб друг на друге рвать шелковую бумагу, чтобы с вершины сна в светлые кущи ада, не достигая дна, недоуменно падать.

Вот он, закатный град Мантуя - и, бинтуя, розы чужих стигмат вянуть под поцелуем, сохнуть, как от огня, губы мои заставят. Не для одной меня из приоткрытых ставен вниз упадут ключи от величавых храмов, лишь о тебе молчит Мантуи белый мрамор. Всюду одна, мой брат, и потому мне страшен вид падуанских врат и генуэзских башен.

(с) Анна Ривелотэ

Чайный человек
В глазах его - горечь вчерашнего чая,
и сам он скручен,
как чайный лист;
смотрю - и душа моя молочает,
мой гитарист,
плывет разводами
белыми, чалыми -
талыми водами,
водами талыми.
Он гладит пальцами заскорузлыми
и говорит: не грусти, малыш,
нам никогда не должно быть грустно,
что ты молчишь? -
а в сердце вырос розовый куст,
и я не боюсь разомкнуть уста,
просто горло мое
разорвано
шипами розового куста.
Он шепчет,
мол, он чудовище,
жить с таким невозможно,
и на теле его давно
не осталось живого места,
а я потихоньку целую
и трогаю осторожно,
а потом звонит телефон,
и он
говорит с невестой.
А я стараюсь держаться,
и я пытаюсь прижаться,
будут другие ночи,
будет с другими жарко,
но я же всегда мечтала
зарабатывать много очень,
чтобы хватало денег
на вкусное и на подарки,
а всё разлетелось в клочья
остывшей спитой заварки,
рассыпалось черными хлопьями,
зернами кукурузными,
где ты, мой мальчик-опиум?..
Пальцами заскорузлыми
гладит: не надо плакать,
мол, ты такая красивая
в этом платье.

(с) Анна Ривелотэ

Смотри
Скажи, любезный мой дружок,
как по-испански "сапожок"?
Смотри, как мне к лицу твой орден
четвертой степени ожог.
Смотри, как я смеюсь в ответ -
второй такой под солнцем нет;
когда оно к чертям погаснет,
я для тебя добуду свет.
Я у открытого огня
на поражение меня
согрею зябнущие руки,
чтобы теплей тебя обнять,
чтобы теплей тебя укутать
и никому не отдавать.
Я буду для тебя жива,
я буду кобра и сова,
смотри, какие самоцветы
я достаю из рукава.
Я для тебя пойду за край,
смотри, вот два билета в рай,
а хочешь, так возьми их оба,
но, ради бога, не теряй.
И даже если ты остыл,
смотри -
мне нужен только ты.
И только мне одной под силу
спасти тебя от слепоты.

(с) Анна Ривелотэ

Содержит ненормативную лексику!

Будет день
Будет день, я привыкну к тебе,
Ты привыкнешь к моим мужчинам,
И к болезненной худобе,
И к слезам моим беспричинным,
И к тому, что я много знаю,
И к тому, что я много пью,
Что не складываю - вычитаю
Жизнь свою.
Будет день, надо лишь дожить.
Сев на пряничного коня,
Ты беспечно сможешь кружить
По кругам карусели звездной.
Станет просто любить меня.
Очень просто.
И очень поздно.

(с) Анна Ривелотэ

Женщина ждет
Женщина ждет. Даже вмерзшая в лед.
Как оловянный солдатик стойкий.
Как сеттер ирландский в охотничьей стойке
Женщина ждет. И никак не поймет:
Вечность назад в нашей тихой Вселенной
Все повернулось наоборот
И все же с упорством военнопленной
Женщина ждет, что мужчина придет.
Нет, он давно не спешит ей навстречу,
Ни в этот, ни в будущий ветреный вечер
Он рук ей своих не положит на плечи,
Но глупая женщина плачет и ждет
Женщина ждет. Значит, все на местах
Значит, беда никого не коснется
Значит, мужчина уснет и проснется
С детской улыбкой на грешных устах
Он никогда не сумеет понять
Правила этой неправильной жизни:
Мир разлетится в зеркальные брызги,
Если ей вдруг надоест его ждать
Но женщина ждет - в снегопад, в гололед,
И безнадежная боль ожиданья,
Та, у которой ни дна, ни названья,
Даже во сне ей уснуть не дает
Сонное сердце пробито навылет -
Женщина ждет, что мужчина придет
Так подари же ей, Господи, крылья
Только за то, что она его ждет

(с) Анна Ривелотэ