Ты знаешь, что замуж она не хочет. Не хочет ни гнездышка, ни птенцов. Меняет перчатки, мужчин и почерк – красиво, с достоинством и ленцой. Любой из поклонников предсказуем – на «бентли»/на «ауди»/на коне. «Шампанское? Мидии? Потанцуем?» Она, улыбнувшись, ответит нет. Пускай ты не путаешь Босха с Брамсом, ты тщательно выбрит, изящно пьян. Пускай ты неплохо умеешь брассом и в каждом дизайне найдешь изъян. А то, что не юзаешь «Boss» и «Rolex» – на это ей, в сущности, наплевать. Куда интересней вживаться в роли, продумывать сцены, играть приват, бесшумно, на цыпочках, красться в душу – [Ах, да, повторяюсь! Молчу-молчу!] – выстраивать замки, чтоб после рушить – ведь ей не в новинку и по плечу. Но ты-то считаешь, что есть все шансы – конечно, навряд ли кормить с руки – хотя бы заказывать дилижансы, ковры-самолеты под каблуки. Ты видишь, насколько она опасна, однако податлива и нежна. И если б породу писали в паспорт – [Нет, правда, такая графа нужна!] – то ей написали бы, не колеблясь, короткое, емкое слово «дрянь». Которая, впрочем, великолепна. Настолько, что башню срывает.
- Ян, а может, останешься? –
Молча красит прохладно-зеленые зеркала души. Полседьмого. Окончен праздник. Чуть слышно вздыхают колокола. В тумане над прудом мелькают чайки. Еще по-домашнему неглиже, бездонную ночь запивает чаем [два тостика, йогурт, клубничный джем]. Потом, прислонившись к окну, комментит чудную симметрию облаков – без женской эклектики междометий, но как-то особенно и легко, разбавив метафоры тонким матом. Ты должен признаться, что ей к лицу. Чуть позже, в спонтанном порыве смята, сойдясь с подоконником навесу, насмешливо выдохнет:
- Да, мой сладкий!.. –
ладонью метнувшись по волосам. Но розовый след на твоей лопатке – обычная взлетная полоса. Ты правда мечтал удержать Жар-птицу? Она не останется. Ей пора. И все недосказанное простится оборванной строчке с ее пера.
