Две любви
"Здравствуй, Катя, мы очень давно не виделись... Проявись, из окрестного мрака выделись. Я боюсь, это сон, и никак не проснусь. У меня ни стратегии нет, ни тактики - я дрейфую громадою льда в Антарктике... Слишком холодно, чтобы растаяла грусть. Без тебя не становятся цифры суммою. Ты одна; о тебе лишь пишу и думаю... Не гадал я вовеки, что выйдет вот так - до дрожания пальцев, бесплотной темени, до потери вдрызг ощущения времени. Невзирая на годы... Такой простак... Помнишь, Рижское взморье вихрилось дюнами; мы тонули в тех дюнах ночами лунными, тлел от кожного жара прибрежный песок... Не сложилось. Взгляды? Предубеждения? - только в сны ушла ты и в наваждения, чтоб оранжевой болью стучать в висок... В нашем будущем, намертво предугаданном, сколько лет прошло - разве знать это надо нам?! Всё равно ходу нет из моей полыньи... В каждом сердце - по трещинке, по картечине... Но не бредить же нам архивными встречами! - позвони мне, как выпадет шанс... Позвони".
"Здравствуй, Лена, ну как мне теперь представиться?! Не уверен, что помнишь меня, красавица... Самомнение, может, подводит меня? Жизнь как зебра, да вот - всё чернее полосы, но как плечи я вспомню твои и волосы - сразу солнце мерещится в серости дня. Это глупости, знаю, пустые благости... Но была же и Ялта однажды в августе, неразборчивый шепот запекшихся губ... Ты счастливым билетом была, избранницей... Не могли мы знать, что от нас останется лишь слепая тоска, возведенная в куб. Помнишь, как ты шептала: "Согрей, согрей меня..." - я бы всё поменял на машину времени, но нигде не найти этих дивных машин. И осталась невзятой вершина горная, да от юности - только воронка черная, ей рукою вдогонку маши-не маши... Всё никак не сроднюсь я с былой ошибкою, с пустотою внутри, с этой почвой зыбкою... Лишь в тревожащих снах мы вдвоем, мы одни... Выбираюсь на свет из липкого ила я, и всего-то прошу об одном я, милая - позвони мне, как выпадет шанс... Позвони".
Он сидит за столом: постаревший, маленький... В ширпотребных часах всё дремотней маятник. Если хочешь грезить - пожалуйста, грезь. В магнитоле Высоцкий хрипит про шурина, ну а в комнате мрачно и так накурено - хоть топор на безжизненный воздух повесь. А в окне славный вид на аллею с тисами... Легче с сердцем, и письма уже дописаны - можно слушать задиристый говор собак, можно пить, говорить, изучать соцветия... Две любви - всё, что было за полстолетия. Он никак не умеет забыть их, никак. Он всё тщится прошедшее в слове выразить: вот и пишет те письма, чтоб завтра выбросить - но слова снова скроют пробоины лет... Он стремится картину создать из абриса. Он не знает судеб и не знает адреса -
просто пишет.
Промчавшейся жизни вослед.
(с) А.Габриэль