Дети радуги

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Дети радуги » Понравившиеся стихи. » Аля Кудряшева (Изюбрь)


Аля Кудряшева (Изюбрь)

Сообщений 1 страница 20 из 33

1

я этой ночью уйду - не спи
и дверь закрытой держи.
на шее крестик висит на цепи -
иначе господь сбежит.

не спи - и бога зажми в кулаке,
так точно не украдут.
в кастрюле каша на молоке -
поешь, если не приду.

ну, вот уже на часах "пора",
веди себя хорошо.
да ты не бойся - вернусь с утра.
ну всё. не грусти. ушел.

наутро солнце купалось в реке,
и в двери стучалось к нам.
ты спишь. обрывок цепочки в руке.
и бог в проеме окна.

(с) алька кудряшева

***

девочка научилась расправить плечи, если взять за руку - не ускоряет шаг.
девочка улыбается всем при встрече и радостно пьет текилу на брудершафт.
девочка миловидна, как октябрята - белая блузка в тон, талисман в кулак.
у нее в глазах некормленые тигрята рвут твой бренный торс на британский флаг
то есть сердце погрызть - остальное так,
для дворников и собак.

а у девочки и коврик пропылесосен (или пропылесошен?), плита бела.
она вообще всё списывала на осень, но осень кончилась, а девочка не ожила.
девочка выпивает с тобой с три литра, смеется, ставит смайлик в конце строки,
она бы тебя давно уже пристрелила, но ей всё время как-то всё не с руки,
то сумерки, то попутчики - дураки,
то пули слишком мелки.

у девочки рыжие волосы, зеленая куртка, синее небо, кудрявые облака.
девочка, кстати, полгода уже не курит, пробежка, чашка свежего молока
девочка обнимает тебя, будто анаконда, спрашивает, как назвали, как родила.
она тебя, в общем, забыла почти рекордно - два дня себе поревела и все дела.
потом, конечно, неделю всё письма жгла.
и месяц где-то спать еще не могла.

девочка уже обнимает других во снах о любви, не льнет к твоему плечу.
девочка уже умеет сказать не "нахрен", а спасибо большое, я, кажется, не хочу.
девочка - была нигдевочкой, стала женщиной-вывеской "не влезай убьет".
глядишь на нее, а где-то внутри скрежещется: растил котенка, а выросло ё-моё.
точнее, слава богу уже не твоё.
остальное - дело её.

....

а ей говорили - дура, следующего так просто не отпускай.
ты наори на него и за волосы потаскай.
а то ведь видишь - какая теперь тоска,

поздравляешь её "здоровья, любви, вина"
а её так тянет ответить: "пошел ты на"
и дергаться, как лопнувшая струна.

а с утра ей стресс, а после в метро ей транс.
в пору кинуться на пол и валяться там, как матрас.
декабред - это бред, увеличенный в десять раз.

и она смотрит в себя - и там пустота, пустота, пустота,
белее любого безвыходного листа,
и всё не то, не то и она не та.

и щека у нее мягка и рука легка,
и во всем права, и в делах еще не провал.
в следующий раз она будет кричать, пока
не выкричит всё, чем ты ее убивал.

----

а я сижу в ночи, и собака лает, так жалобно - куда уж там соловью,
дедка мороз, я пишу тебе соком лайма, кефирчиком залью и дымком завью.
будешь читать - пожалуйста, пожелай мне вырубить это чертово ай-си-кью.
столько народу в четыре утра в онлайне - страшно за их налаженную семью.

(с) алька кудряшева

***

ты захочешь уйти - скрывайся,
ты захочешь вернуться - здравствуй.
засыпают в вечернем вальсе
два тюльпана лилово-красных,

над скрипучими над мостками
над простором и над бездоньем
небо падает лепестками
на израненные ладони.

а вчера ты бродил с котомкой,
а вчера ты кричал: "по коням!"
и в глазах - отраженье тонкой
перевернутой колокольни.

все ходили и все устали,
даже сосны - смотри, поникли.
всходит месяц дугой хрустальной
над созвездьями земляники.

но разносится свист по ветру,
будто леший вдруг зачирикал,
но стучит изнутри по векам
темно-серым застывшим криком,

и куда ни пойдешь - заметят,
и куда ни стучи - не пустят,
и гуляет, гуляет ветер
разгулялся, чтоб было пусто.

забивайся подальше в угол,
но тотчас прибежит толпа, но...
по теченью и дальше к югу
всё плывут лепестки тюльпанов.

и звенит тишина - простая,
будто новенькая палитра.
и ночным мотыльком взлетает
недосказанная молитва.

бьется в сердце напев дорожный,
просыпаешься с петухами...
плачь, пожалуйста, осторожно,
чтоб чужие не услыхали.

(с) алька кудряшева

***

мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. скоро каникулы, восемь лет,
в августе будет девять. в августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце
оставило в волосах выцветшие полоски. сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
витька с десятого этажа снова зовет купаться. надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут,
оставят. витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. шорты с футболкой -
простой наряд, яблоко взять на полдник. витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
к речке дорога исхожена, выжжена и привычна. пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. может быть, будем потом играть, я попрошу,
чтоб в прятки. витька - он добрый, один в один мальчик из жюля верна. я попрошу, чтобы мне водить,
мне разрешат, наверно. вечер начнется, должно стемнеть. день до конца недели. я поворачиваюсь
к стене. сто, девяносто девять.

мама на даче. велосипед. завтра сдавать экзамен. солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. в августе буду уже студент, нынче -
ни то, ни это. хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. витька с десятого этажа
нынче на третьем курсе. знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. худ, ироничен
и чернобров, прямо герой из фильма. пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной
к составу. пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

мама на даче. башка гудит. сонное недеянье. кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. кто-нибудь видел меня вчера? лучше не говорите.
пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым
дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни,
живы и непокорны. если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, господи, как я вас всех
люблю, радуга на ладонях. улица в солнечных кружевах, витька, помой тарелки. можно валяться
и оживать. можно пойти на реку. я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
носом в изломанную кору. тридцать четыре, тридцать...

мама на фотке. ключи в замке. восемь часов до лета. солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких
сандалетах. сонными лапами через сквер, и никуда не деться. витька в америке. я в москве.
речка в далеком детстве. яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в ниццу, я начинаю считать
со ста, жизнь моя - с единицы. боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "двадцать один",
- бормочу сквозь сон. "сорок", - смеется время. сорок - и первая седина, сорок один - в больницу.
двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут
вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. десять - кончаю четвертый
класс, завтрак можно не делать. надо спешить со всех ног и глаз. в августе будет девять.
восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

три. два. один. я иду искать. господи, помоги мне.

(с) алька кудряшева

0

2

мокрый шарик устал крутиться,
жмется, ищет тепла у тела.
я растила в ладонях птицу:
птица выросла - улетела.

вот закончится жизнь земная,
окажусь пред судом всевышним,
а чего им сказать - не знаю,
ничего у меня не вышло.

глянут грозно, убьют вопросом:
"что ты делала, отвечай-ка?"
что отвечу? лишь то, что просто
я растила в ладонях чайку.

чайка ела плотву и клюкву,
и орала, когда хотела
спать. хватала за пальцы клювом,
после выросла - улетела.

суд исчезнет посовещаться
о проблемах пропавших чаек,
кинув: "ты посиди с вещами,
если хочется - выпей чаю."

я сижу, вспоминаю. осень
бьет по горлу ладонью мокрой.
город. вечер - примерно восемь.
у домов опадают окна.

у коленей щенок ютится,
дождь, наверно, не прекратится.
у меня улетела птица -
и куда я теперь - без птицы?..

(c) алька кудряшева

***

будет разрушен город, засыпан солью,
руки в карманах, чайник на антресолях,
чтоб не шумел. тепло ничего не стоит.
больно от музыки, лечимся немотою.
лечимся. горько? горько на свадьбе. жалко?
жалко у пчелки. буду твоей служанкой,
днями молчать, спать на полу в прихожей,
стану покорной, стану на всех похожей,
лишь не писать не смогу. не смогу, прости мне.
я растворюсь в делах,в чистоте простынной.
зыбко мне, непонятно и глупо, глубко.
слышишь? возьми меня из из моей скорлупки.
сложно по-русски, спасет иностранный - "love me"
слышишь? спаси меня, ты же можешь, славный,
я - как котенок драный в парадном зале,
я не могу словами, могу - глазами.
страшно движенье, здесь даже воздух хрупкий,
я не могу руками - поникли руки.
поздно бояться, здесь даже воздух горек.
будет разрушен город. разрушен город.

(с) алька кудряшева

***

ветки в огне пляшут, пишут твое имя.
только бы жить дальше, только б не стать - ими,
будет дышать - легче, только прожить вечер.
время - оно лечит. веришь? оно лечит.

эта луна - вечно пялится вниз слепо,
только прожить - вечер, и не уйти следом.
плачу - в густой чаще, плачу - в пустой роще.
ты уходи - чаще, будет забыть - проще.

пах темнотой ветер, сыростью пах, камнем,
были - мои дети, выросли волками.
воем деру горло, вот как идут годы,
маленьким был, голым - вырос большим, гордым.

воздух у губ стынет, щиплет глаза соль, но
мне ревновать - стыдно, мне отпустить - больно.
воздух порвать в клочья, медную мощь в нервы...
это закон волчий - меньший идет первым.

и уходи - мимо, к своре своих женщин!
и уходи, милый, первым идет меньший...
кислой луны долька скулы сведет крепко,
что я могу - только тихо вздыхать редко.

сивой башкой - в лапы, жаться к земле стылой
хватит уже плакать, старая ведь, стыдно.
утро ползет, светом с глаз пелену снимет,
льется роса с веток, пишет твое имя.

(с) аля кудряшева

***

я устал, я промок,
мне бы голову хоть вытереть,
и словесный комок
замер где-то в груди
слишком много домов
в тесном моем питере,
слишком много домов - некуда заходить.

и кончается день,
солнце за горизонт выльется,
даже парк поредел -
остаются одни пни.
слишком много людей,
чтобы от них вырваться,
слишком мало людей,
чтобы придти к ним.

так вот милю за милей,
слезы в карман пряча,
окончания жду, как
море ждет моряка,
я куплю в "детском мире"
красный маленький мячик,
он ложится в ладошку
будто чья-то рука.

а окошко горит,
я стучу кулаком - с возрастом
руки стали сильней -
вой перешел в хрип.
слишком маленький крик
в слишком большом воздухе,
в слишком маленьком мне
слишком большой крик.

лунный свет вдалеке,
лунок след на песке - ямками.
и кричи - не кричи,
не согреешь ничьих рук.
сквозняки из щелей,
если ухом к земле - явно, как
будто сердце стучит -
слышишь, стук-стук-стук...

(с) аля кудряшева

***

ты стони над ней, ты плачь по ночам над ней, или что там еще умеешь - тебе видней, а меня не слушай, я-то давно на дне,
уже сорок дней.

а она рыжа в кудрях, а она тонка, а она открывает дверь тебе до звонка,
а она легка в кости и в руках мягка -
и нашла себе дурака.

ты в обиду ее не даешь, ты вообще хорош, ты пуд соли ешь, последний ломаешь грош, ты ее защищай от бури и от порош,
а меня не трожь.

вам-то в рай, вам нынче каждый дворец - сарай, примеряй ее, придумывай, притирай, ты в ее огне, в руках у нее сгорай,
а меня - сдирай.

ты бросай плащи под ход ее колесниц, ты пиши ей "только без меня не усни", ты мотайся по дорогам и падай ниц
от ее ресниц.

вырезай меня, под горло, под корешок. закрывай на ключ, остатки сложи в мешок, если был вопрос - то он навсегда решен,
а ответ смешон.

ты иди себе, не смотри, как я здесь стою, ты, дурак, мою пригрел на груди змею, думал, я хожу по струнке, всего боюсь,
а вот я смеюсь.

так что ты ее люби, кувыркайся с ней, езди в лес, ходи ботинками по весне, обнимай ее, прижимайся еще тесней,
а со мной - не смей.

а она в такие верует чудеса, пусть она запомнит все твои адреса, у нее в глазах открытые небеса,
у меня - джинса.

только ты ее не пусти, ты сжимай в горсти, пусть она у тебя не плачет и не грустит, а когда она устанет тебя пасти -
ты ее прости.

пусть она тебя разденет, пусть оголит, ведь она живет, внутри у нее болит, пусть она тебя возрадует, окрылив,

для моих молитв.

(с) аля кудряшева

0

3

не то чтоб устала, я не реву, и даже почти не плачу.
не то чтоб иду топиться в неву, не ем снотворное пачками.
и первое мая - мир на ура, будильник, завтрак, зарядка,
и зубы чистятся по утрам и волосы - прядка к прядке.
но я тут сказала, что я люблю, захлебываясь от боли,
а мне ответили: "плагиат. откровенный тем более."

(с) аля кудряшева

***

а у нас декабрь, но вокруг по-вешнему
сыро и горячо.
я захожу домой и вешаю
голову на крючок.

чайник вскипает, на окнах вязью
странные письмена.
господи, если ты вдруг на связи, -
как она без меня?

господи, лучшее, что ты выдумал,
сделано из ребра.
выдуто, выверено и выдано,
чай на губах мешается с выдохом
теплого серебра.

господи, дай ей пути лучистые,
лучшие из твоих.
если нам вдруг на двоих расчислено,
я обойдусь, но чтоб ей по-честному
счастья за нас двоих.

чтобы она не видела черного
в розе твоих ветров.
чтобы хоть раз забыла про чертово
злое своё метро.

чтоб миновали ее трущобы,
изморозь, гарь и ил,
чтобы играл михаил и чтобы
подыгрывал гавриил.

господи, я всё словами порчу,
истина не в речах,
весной, когда набухают почки,
может быть, ты проверишь почту
и прочтешь белизну плеча,
и щека ее горяча
и она прикусывает цепочку,
чтобы не закричать.

(c) а. кудряшева (изюбрь)

***

не колышется, не шевелится, не подвинется, у зимы ввиду, у снега на поводу, слышь, малыш, я уже не знаю, во что всё выльется: в ядовитую ртуть, в сверкающую слюду, где очнешься - в нью-йорке или где-нибудь в виннице, в чьей постели, в чьих ладонях, на чью беду. я боюсь, что тебя не хватит не только вырваться - но и даже отпрыгнуть, когда я вдруг упаду.
в этом войске я почетная злополучница, многолетний стаж, пора открывать кружок. здесь не будет времени пробовать или мучиться, ждать, пока другой осмелится на прыжок. видишь, милый, по-хорошему не получится, тут сперва глотай - а после лечи ожог. и сначала ты выходишь себе со знаменем - наклоняешься с другого конца стола - я-то знаю, ты давно уже без сознания и в груди твоей застряла моя стрела.
закружатся, завальсируют шпили, ратуши, голубые сосны, звездчатый хризолит, я насню тебе сегодня морские ракушки и канатную дорогу через залив, дни летят, смеются, щелкают, будто семечки, брось монетку, не считать на воде кругов, две усталые ладони на теплом темечке, бесконечно-мокрый ветер вдоль берегов. мы гуляем фонарями, дождями, парками, инспектируем устройство дверных щеколд, греем ветер золотыми твоими патлами. утыкаюсь теплым носом между лопатками, острие стрелы привычно поймав щекой.
суета и осень, дымка, дурная практика, теплый кофе пополам на двоих в ларьке, шоколадка разломалась на сто квадратиков, что один за другим растаяли в кулаке. время лечит лучше самых полезных выдумок, голова в порядке, в сердце зарос проем, чтоб забыть тебе сегодня на вырост выданы новый дом, другой автобус, чужой район.
ты очнешься утром, выдохнешь "утро доброе",
удивленно глянешь - кто это тут лежит?
я увижу круглый шрам у тебя под ребрами.

и в который раз попробую пережить.

(c) а. кудряшева (изюбрь)

***

и всё

и все, что осталось, я унесу с собой:
нежность весеннего, город, тебе родной,
влагу в ладонях, луны веселящий яд....
все, что осталось ценного для меня.

и все, что решится - будет моим: (навзрыд
сложнее прощаться) вранья постоянный стыд,
и паника от того, что трудней дышать.
и я собираюсь медленно, не спеша,

тяну, рассуждаю, молюсь, забываюсь сном.
в глазах у тебя невозможно - черным-черно....

(c) а. кудряшева (изюбрь)

***

ну, какая может быть песня,
захлебнуться бы своим воем,
если даже одному - тесно,
а вдвоем - тогда тесней вдвое.

если сдерживаться нет мочи,
если было бы что сжечь - жгла бы,
если учишься реветь молча,
чтоб не трогали в метро бабы.

если водки бы глотнуть - махом,
чтоб больное обожгло горло,
если всё потом послать нахрен,
подыхать - так подыхать гордо.

и душой бы забивать гвозди,
всё равно вместо неё - панцирь.
и с усилием жевать воздух,
застревающий комком - в пальцах.

и забыть бы навсегда робость,
и кричать - а вам слабо, ну-ка?
и смеяться - улетев в пропасть.
отпустить забыв твою руку.

(c) а. кудряшева (изюбрь)

0

4

разумеется, всё в порядке,
ветер гонит по рекам льдины...
от гостинки до петроградки
с пересадкой посредине.

потолкаться в пылу перонном,
отвоевывая пространство.
что-то сердце стучит неровно,
что-то... не ожидала, здравствуй.

как дела твои, как учеба?
слишком встречи редки и кратки,
ты соскучился? я - еще бы,
от гостинки до петроградки

под уставшими мостовыми.
вы выходите? я за вами.
ветер теплым дыханьем вымел
пыль заплаканных расставаний.

ты же нынче не слишком занят,
только лучше бы всё же слишком,
ты пустыми глядишь глазами
за пределы знакомой книжки.

настроение больно мерзко,
да, махни на него рукою!..
от московской до пионерской
тридцать девять минут покоя.

домофон запищит печально,
дверь железная отворится,
ты войдешь и поставишь чайник,
и поставишь бульон вариться...

я молю свою жизнь: "согрейся",
я пишу ерунду в тетрадке,
но в кольцо превратились рельсы
от гостинки до петроградки.

на "прости" заело пластинку,
помнишь, мы здесь с тобой бродили...
от бессонницы до гостинки
с пересадкой посредине,

настроение очень шатко,
я держусь, но так, для проформы...
"слышишь, девочка в черной шапке,
отойди от края платформы!"

(с) а. кудряшева (изюбрь)

***

назад в будущее

я тут недавно встретила своё прошлое -
оно всё так же сидит перед компьютером
и у него всё те же царапинки на запястье.
знаешь опять весна, а я снова брошена,
то есть всё та же - мелкая, неуютная,
красные щеки и руки в чернильной пасте.

время не режет - просто меняет рейтинг,
вроде бы был ребенок - теперь божок,
холодно, - плачет, - холодно мне, согрейте
только ухватишь за руку - обожжет.

слушай, до нас ему, в общем-то, мало дела,
так, проходя, морщинку смахнуть с чела,
знаешь, я даже как-то помолодела,
снова линяю в гости по вечерам.

то есть бежать, бежать - и всегда на старте,
вроде бы так старалась, жила, росла,
помнишь была такая - ни слов, ни стати,
вот и теперь примерно такой расклад.

даже неясно - девочка или мальчик,
а разобраться так и не довелось.
помнишь, ходил дракончик, ночной кошмарчик,
зыркал недобро, цепко из под волос.

брызгалась лампа искорками в плафоне,
ноги росли, плыла голова, а ты,
жил у меня паролем на телефоне -
те же четыре буквы - для простоты,

слышишь - ее не трогать, она укусит,
или засадит в горло свою любовь,
время меня застало на третьем курсе,
дав мне четыре года побыть любой.

то есть побыть собой. ну, скажи на милость,
дергалась, терпыхалась - и хоть бы хны.
ты вот ну хоть на чуточку изменилась,
кроме короткой стрижки в разводах хны?

видимо, слишком мало тебя пороли,
мало стучали в темечко мастерком.
ходишь, запоминаешь, его паролем,
мечешься, забываешь его стихом.

время не лечит - просто меняет роли,
после спектакля - тот же виток судьбы.
если ты набиваешь его паролем,
значит, ты не сумеешь его забыть.

что же, не веришь? радуйся, смейся, спейся,
мучайся, трепыхайся, на том стоим.

только ты снова щелкаешь по бэкспэйсу,
только он снова снится тебе своим.

(с) а. кудряшева (изюбрь)

***

хочешь вдохнуть свободы - так топай лесом,
лесом, меня не мучай, тропинка слева,
то, что для всех смертельно, тебе - полезно,
катится твой клубочек - и топай следом.

нюхай фиалки, небо руками трогай,
падай, потом захлебнись в поднебесной глуби.
если ты хочешь женщину - женщин много,
только одна загвоздка: они - полюбят.

можешь поверить в будду или в мадонну-
прятать в ключичной ямочке крест нательный,
но не проси у них ни тепла, ни дома,
то, что другим полезно, тебе - смертельно.

время темнеет, в петли свернулись реки,
в ноги твои, как змеи, вцепились травы.
ты пошутил однажды - шути вовеки,
раз уж судьба такая тебе по нраву.

много ли надо - лишь перепутать строки,
просто слова - а их не бывает жалко.
бог надорвал пупок от твоей остроты,
черти краснеют - для них это слишком жарко.

даже в пустыне - кто-нибудь да услышит,
и не смотри назад, разделяй и царствуй.
ты будешь первым - а значит, не будешь лишним,
то, что другим - отрава, тебе - лекарство.

и заслонить дорогу тебе - не выйдет,
деве ли, дон кихоту ли в медном шлеме.
хоть носороги, знаешь ли, плохо видят,
это при их масштабах - не их проблемы.

сердце стучит, как маятник, время лечит,
день заблудился в сумраке скорбных комнат.
если ты всё забудешь - тебе же легче
только одна загвоздка: другие - помнят.

(с) а. кудряшева (изюбрь)

***

а она говорит - мой милый, создай мой мир,
чтобы он нас одевал, чтобы он кормил
и чтоб был совсем не населен людьми.
мы с тобой туда убежим,
удерем
и дверь за собой запрем.
а то тут я уже без жил,
сижу, голова, как трюм с умирающим дикарем.

а она говорит - ну ладно трюм, можно кораблем,
без проблем, давай команды, верти рулем,
за золотым руном
за сибирской стройкой.
просто вместе мы работаем птицей-тройкой.
а я в одиночку - птицей-говоруном.

говорит - мой круг уже создали, разве же ты глупей?
сделай мой мир почище, поголубей,
а если там кто появится - ты убей.
научи треску солить и супы варить.
и подпрыгивать на бегу..
потому что я могу только говорить.
а я уже не могу.

а она говорит - я так устала... глаза по шестнадцать тонн
а море лижет меня своим теплым ртом,
а я испереживалась, куда же ты подевался.
а ты вот из кожи в облако переодевался,
хороший мир, создай его, изреки,
а мы проснемся, как водится, по звонку...

а он молчит и медленно гладит ее, прикасаясь к каждому позвонку,
как будто перебирает камушки из реки.

(с) аля кудряшева

***

просто жизнь, что ни день - то печальней, видишь ли. если я уж в окно постучал, не выйдешь ли?
и соседка уже подошла: "а вы до них?" за прозрачной прохладой стекла вдохни-выдохни.
я ходил, я уже поседел, открой-ка мне. посейдон всё сидит по сей день среди камней,
потому что исчезли моря, править нечем уж. открывай же, ни слова не говоря, где чей муж.
забирай пропыленный мешок, тащи хлеб да суп. я бы раньше, конечно, зашел - так всё недосуг.
не меняешься всё, управляешь пока годищами. а уже от предсмертного холодка в груди щемит.
нагадали - пока ты со мной, счастье вышло мне. я встречаю закаты вином, утро - вишнями.
а пока только эхо в ушах шумит, а пока только сердце в груди щемит, и все сразу становятся бывшими...
просто жизнь, что ни день - то печальней, видишь ли. если я уж в окно постучал, не выйдешь ли?

(с) аля кудряшева

0

5

мне до падающих звезд
не тянуть руки.
мне семьсот осталось верст
до моей тоски.

говорят: "пора, лети,
кончен карнавал."
ждет меня в конце пути
стылая нева.

всё не так и все не те,
инея клубы.
ночь в плацкартной темноте
до моей судьбы.

нету падающих звезд,
сколько не лови...
мне семьсот осталось верст
до моей любви.

(с) аля кудряшева

***

сегодня - ясно, а что потом?
потом - застынешь с открытым ртом.
не то чтоб спьяну дрожит рука -
а просто слишком кишка тонка.

потом - застынешь с открытым ртом,
сейчас бы крикнуть - да всё не то,
глаза протри - неужели, сплю?
под ноги кровью неспетой сплюнь.

а раз никак не идут слова -
так хоть раскрасить, разрисовать,
сюда фиалку, сюда жасмин,
сюда бы солнце, но черт бы с ним.

сюда бы море, одесский гам,
и тень-резину к твоим ногам,
и воздух, пахнущий табаком,
и долгий вечер в груди комком.

а дальше что? дальше тишина,
народ безмолствует, спит страна,
а судьи кто? а теперь куда?
а что выходит - всё ерунда.

и что в хабаровске? полный бред
а что с донецком - совсем труба,
а где гуляет моя судьба?
наверно, где-нибудь в октябре.

а что смотреть - лучше дверь открой,
довольно зябко ночной порой,
я теплый, даже живой чуть-чуть,
вот только разве что не свечусь.

а если хлеб - это чудно, хлеб,
а что здесь хлев - так ведь где не хлев?
я в этом, боже прости, хлеву,
двадцатый год, почитай, живу.

а нынче ночь - чтоб других почтить,
а ты, я знаю, скрипач почти,
сегодня - ясно. хоть волком вой,
сыграй-ка мне, пока я живой.

и пусть в руке непослушна кисть,
и пусть из горла - всё время шип,
но ты, пожалуйста, отвлекись,
но ты, пожалуйста, для души.

и там взовьется одесский гам,
труба донецкая затрубит,
а ты, конечно, с плеча руби,
пусть каждый плачет своим богам.

пусть каждый платит свои долги,
а то попрятались - и молчок,
пусть каждый... господи, помоги,
пока еще не затих смычок.

сегодня ясно - какая тишь. здесь не захочешь - а улетишь.
-а дальше? сумерки, хляби, моль? -что дальше? кажется, ля-бемоль.

***

в этом городе птичий полет шелестит быстролистыми кленами,
в этом городе море поет, тычет в пристань губами зелеными,
но весна не открытий полна - открывашек, тоски да обманчиков.
я больна, черт возьми, я больна, мне не снятся красивые мальчики,
мне не снится горячая мгла, мне не снятся лесные красавицы,
мне - луна, тяжела и кругла, всё в открытые руки бросается.
я стою, растопырив глаза и раззявив ослабшие пальчики.
я то что, мне бы лучше назад, мне бы всё-таки вечер и мальчики,
или жить, или пить допьяна, мне б июль будапешты с варшавами,
но луна тяжела, и полна, и щекочет боками шершавыми...

и я не знаю, что стало вдруг,
какой сломался рычаг,
но есть лишь пара дрожащих рук -
и те от боли кричат.

обратно время крутят года,
мотают века за день
и мне теперь уже никуда,
замри, струну не задень.

фонарь-аптека-остановись,
я путаюсь в падежах,
осталось только - ни шагу вниз
и заповедь - удержать.

и бьется в потных ладонях свет,
полынный, горький на вкус,
и вот сейчас бы немножко вверх -
а я как раз отвлекусь,

и разбиваются в кровь слова,
течет ручейком тоска,
гудит горячая голова
и нет ничего в руках.

незванный ветер застыл в дверях,
расширен ночной зрачок
и значит, рукописи горят,
которые не прочел.

а век за веки рванет - проснись,
мол, время-то истекло,
моя луна полетела вниз,
рассвет. простыня. тепло.

и вы не верьте, не верьте мне,
делите слова на два,
пока еще не начнет темнеть,
я даже вполне жива.

и ты звони, весели, шали,
играй с открытым огнем,
ведь я не знаю, случится ли
проснуться будущим днем.

дура. пока живешь - значит, пока нормально.
твой кареглазый ёж щурится из кармана.

всё хорошо - к тому ж наша земля вращается,
твой сероглазый муж осенью возвращается.

тоже спасибо, для тех, кто в каске - выживу, дотяну
плачет принцесса в забытой сказке: "мама, хочу луну."
пыльный усталый загар на плечи - будто бы плащ - пажу.
да, я готова. включайте вечер. может быть, удержу.

(с) аля кудряшева

***

а она говорит: "иди уж тогда один, или с кем угодно - но всё-таки ты иди, а таких, как я, говорит - в общем, пруд пруди, миллион на рупь."
он смеется: "я пригрелся к твоей груди, хоть целуй меня, хоть в ад за собой веди, а уйти решишь - так всё же предупреди, я тогда умру."

а она говорит: "куда тебе - умирать? ведь тебе играть и публику собирать, ты аккордом бей и диски свои пирать, а меня - пусти."
он вздыхает: "ну, вот как тебе объяснять - ведь с тобой проститься - то же, что кожу снять, как в ладони стрекозу закрутить и смять, как дитя растить"

а она говорит: "куда мне теперь к тебе? ты герой, - говорит, а я выскочка и плебей, вот играй, говорит теперь на свой трубе - открывай свой счет".
он рыдает и поет, как ночной прибой: "ну вот, хочешь, - говорит, - разобью гобой, мне плевать, - говорит - вот я ведь уже с тобой, так чего ж еще?

я ведь с музыкой, - говорит, всё веду войну, я кричу в ее горячую пелену, мол, прими, говорю, впусти, мол еще одну, по знакомству, так.
а она говорит: "мы вместе, а я нигде, я сушу слова на старой словороде, я копаюсь в их горячей гнилой руде, но опять не в такт.

я ведь вечно пораженщина - говорит, я живу - да вот внутри у меня горит - у меня ведь дистония, нефрит, гастрит - ну, куда до вас.
он хохочет: "да, в обиду тебя не дашь, но когда ты, дорогая, меня продашь, то купи бумаги нотной и карандаш, я впишу тебя в этот вальс.

я впишу тебя в свой солнечный разнобой, тонким контуром, щекой на ветру рябой, в этот свет, далекий страшный и голубой, в эту даль и боль
чтоб когда захочешь - быть тебе не одной, чтобы быть тебе и нотами и струной, у тебя выходные, а у меня входной, но ведь я с тобой.

я шепчу ей, что кончается тишина, что смешна вина, что чаша полна вина, что заря бледна, что ночь впереди темна. что закат - в дугу..
я шепчу ей, что пою ее и кляну. что я ради нее, что хочешь, переверну. что боюсь ее, никому ее не верну. и она тихонько рождается между губ.

0

6

ну, что я могу ответить? глаза сухи,
улыбка ласкова, голос - хоть на парад.
мои мужчины не любят мои стихи,
"писала бы что серьезнее"- говорят.

а я-то за, я им согреваю суп,
а я-то за, мне завтра сдавать доклад,
а эти строчки держатся на весу -
и всё дела не могут пойти на лад.

всё так же на теплоту небеса скупы,
врагу пока не сдался еще "варяг"
мои мужчины не любят мои супы,
"варила бы что серьезнее" - говорят.

а я могу - хоть птицу поймать, я - бог!
а я могу из пепла создать сонет,
но я не умею жарить бараний бок,
особенно если денег на мясо нет.

и я бы всё могла превратить в игру,
я двадцать лет играю в нее подряд...
мои мужчины не любят моих подруг,
"нашла бы кого серьезнее" - говорят.

но я могу - про пиво и за "зенит"!
не то чтоб очень, но от тоски не усну.
но где-то внутри меня тишина звенит
и мягкий вечер спускается в тишину.

и воздух - с нежной мятой, с закатом дня,
с тончайшим привкусом яблочного вина
мои мужчины пока что любят меня,
сидящую в уголочке возле окна.

"искали бы что серьезнее" - говорю,
они смеются, уходят в дневную пыль
а я тогда пока что им суп сварю,
пока я не разучилась варить супы.

***

ты рисуй, девочка, небо пошире, солнышко глазастое желти, не жалея,
дети девяностых стали большими, тоже выбирают потяжелее.
ты рисуй, девочка, открытые ставни, ты рисуй, девочка, горе - не беда,
ты рисуй, девочка, кем ты не станешь, как ты обрастаешь словом "когда".

ты рисуй, девочка, жаркие страны, голубые елочки, город весной,
оставайся, девочка, юной и странной, зубиком младенческим под десной,
ты не бойся девочка, это лото же, повезло с карточкой - значит, победил
тяжело мне, девочка, и светло тоже, так рисуй, девочка, краски разводи.

ты рисуй, девочка, золотой остров, у твоей кисточки нужный нажим,
стали большими дети девяностых, тоже научились правильно жить.
ты рисуй, девочка, вязкие кошмары, ты рисуй, девочка, дымку на морях,
вроде всё нормально, а тебе мало, у твоей мамы седина в кудрях.

ты рисуй, девочка, позабудь об этом, ты рисуй летом казанский собор,
мама твоя плачет, что ты стала поэтом, плакала бы лучше, что ты стала собой.
ты бери, девочка, кальку и ватман, чтобы размахнуться во всю длину.
заходи, девочка, заходи в ад мой, я тебя огнем своим прокляну.

мир хороший, девочка, только для взрослых, он красивый, девочка, хоть и грубит.
ты старайся, девочка девяностых, младшая сестренка моих обид,
ты рыдай, девочка, всем, кто не дожил, все свои молитвы на листочке спрессуй.
ты рисуй девочка, ты ведь художник, ты рисуй девочка, только рисуй.

ты играй, господи, в шахматы и нарды, ты вози, господи, на печи емелю,
не давай мне господи, того, что мне надо, дай мне только господи, понять, что имею.

***

когда я вырасту, я отращу волосы, разберу наконец стол, научусь спать по
ночам.
построю личную жизнь, заведу собаку, рыжую, толстую, кличка - рекс.
научусь шить, читать сидя, спать, гасить за собой свет,
причесывать волосы, ходить изящно, носить пальто.
я больше не буду маленькой, которой всё можно, и ничего нельзя
которую все любят, но никто не принимает всерьез.
я буду взвешивать слова на аптечных весах
и выдавать только тем, кто достоин таких чудес.
когда я вырасту, я поделю день на двадцать четыре часа,
мне не будет всегда-всегда всего не хватать.
куплю очки и туфли на каблуках, узнаю, что такое тени для глаз.
собака хочет гулять, а ребенок - есть, плакать, сказку и на горшок.
а я хочу жить на коврике на полу,
прислушиваться к скрипу входных дверей,
хотя она всё равно никогда не придет
она забыла город, время и ключ,
с тех пор, как она выросла.

***

колыбельная

мне бы имя твое шептать, но под ребрами боль шипит. как-то некогда больше спать, если некуда дольше пить.
а у нас за окном всё снег, всё танцует, сбивает с ног. и не надо читать сенек, чтоб представить тебя, сынок.
мне подруги не верят: "как?", пишут "твой? быть не может, твой?". он лежит у меня в руках, как чукотское божество.
для больших и чужих - артем. по-домашнему будет тим. а по отчеству? подрастем и решим. пока не хотим.
тень ресниц на его щеках. он прижался к моей груди. он лежит у меня в руках, через год он начнет ходить.
а по отчеству - чушь, не суть. он успеет еще решить. я сперва за него трясусь, а потом отпускаю жить.
десять лет на чаше весов. дождь струится по волосам. мой сынок чересчур высок, и не может ударить сам.
не стыдись того, что ревел, не ревет неживая тварь.а ударят тебя - не верь, невелик и беззуб январь.
и сначала он ходит в лес, а потом уезжает в лос-, я вдыхаю: "куда ты влез"? и звоню ему "удалось?"
и когда-то в пустой висок мне ударит ночной звонок. мой сынок чересчур высок. и безвыходно одинок.
видишь, тим мой, какая темь, слышишь, тим мой, часы спешат, тим, когда убегает тень, я не знаю, чем утешать.

слышишь, тим, тишину терпя, выжигаю сердечный гной. как же здорово, что тебя не случилось пока со мной.
паутину плетет тоска, одиночеством бьет кровать. видишь, я и себя пока не умею не убивать.
а потом паруса зимы превратятся в горы былья. на пшеничное слово "мы" я сменю неживое "я".
но пока у меня январь, ветер ржавую рвет листву. я прошу тебя, не бывай. будь же счастлив - не существуй.

(с) аля кудряшева

+1

7

М. и П.
На небе только и разговоров, что о море.

Перед воротами очередь хуже рыночной,
Тесно и потно, дети, пропойцы, бабищи.
Это понятно - на стороне изнаночной
нет уже смысла выглядеть подобающе.
Топчутся - словно утром в метро на Бутово,
словно в Новосибирске в момент затмения.
десять веков до закрытья - а им как будто бы
десять минут осталось, а то и менее.

Тошно и душно. Скоро там будет кровь или
обмороки. Мария отходит в сторону,
где посвободней, где веришь, что Райский сад.
к хрупкой высокой девочке с тонким профилем,
с косами цвета сажи и крыльев ворона
и с серебряными нитками в волосах.

Смотрят оттуда на всё это злое варево
И им просто приходится разговаривать.

Ты откуда? Я - из большого города,
Я оттуда, где небо не помнит синего,
Добраться до дома - разве что на троллейбусе.
Ты будешь смеяться - родители шибко гордые,
Имечко - Пенелопа, а мне - носи его
Ладно, хорошо, что еще не Лесбией.
А ты откуда? Я тоже, знаешь, из города,
Мои родители были - напротив - лодыри.
когда окликают - я не беру и в голову.
Как Мюллер в Германии, Смит на задворках Лондона.

Но как бы то ни было - я сюда не хотела,
вот если бы он не ушел тогда в злую небыль.
Вот если бы мне хоть слово о нем, хоть тело.
..молчат и смотрят каждая в своё небо.

А мой я даже знаю, куда ушел.
И мне бы - хоть знать, что там ему хорошо.

А в очереди предлагают кроссовки дешево
И сувениры в виде ключей на пояс.
...Ты знаешь, как это бывает - вот так всё ждешь его,
А после не замечаешь, что едет поезд.
И ищешь силы в себе - потому что где ж еще,
И давишь тревогу в объятиях серых пепельниц.
... или тебе говорят: "Ты держись". Ты держишься
За поручень, за нож, за катетер капельниц.

А я была - и внешне так даже чистенько,
Ходила на работу бугристой улочкой,
В метро по вечерам набивалась плотненько.
А муж мой сошел с ума и в конце бесчисленно
Вырезывал колыбельки, игрушки, дудочки,
Он, знаешь, был высококлассным плотником.

Да что я тебе говорю - ты уже ученая.
Пенелопа гладит теплые кудри черные.

Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
- И мне, ты знаешь, тоже такое снилось.

Их накрывает тень от сухой оливы.
Толпа грохочет, как камни в момент прилива.

Он мне говорил - ну, что со мной может статься-то,
По морю хожу на цыпочках - аки посуху,
В огне не горю, не знаю ни слёз, ни горя.
Цитировал что-то из Цицерона с Тацитом,
Помахивал дорожным истертым посохом.
- Я знаю, Мария. Мой тоже ходил по морю

Мой тоже побеждал, говорил, подшучивал,
Родился в рубашке - шелковой, тонкой, вышитой,
И всё - убеждал - всегда по его веленью.
А если не по его - то тогда по щучьему,
Забрался на самый верх - ну куда уж выше-то,
Не видел, что стою уже на коленях.

И вот еще - утешали меня порою,
Что имя его гремит, словно звон набатный.
Подсунули куклу, глянцевого героя
Как Малышу - игрушечную собаку.

- Я знаю, знаю. Я слышала в шуме уличном,
Что он, мол, бог - и, значит, на небе прямо.
как будто не догадаюсь, как будто дурочка,
как будто бы у богов не бывает мамы.

- Он всё говорил, что пути его бесконечны.
- Конечно.

И гогот толпы - как будто в ушах отвертками,
Как будто камнем в вымученный висок.
Пенелопа нелепо курит подряд четвертую.
В босоножки Марии забился теплый песок.
Ну, что там? Доругались ли, доскандалили?
А было похоже - снег заметал в сандалии,
Волхвы бубнили в ритм нечетким систолам,
какой-то зверь в колено дышал опасливо,
И он был с ней неразрывно, больно, неистово,
О Боже мой, как она тогда была счастлива.

- Да, что мы всё о них... Кстати, как спасаешься,
Когда за окном такое, что не вдыхается,
Сквозь рваный снег гриппозный фонарь мигает,
Когда устало, слепо по дому шаришься
И сердце - даже не бьется, а трепыхается?
- А я вяжу. И знаешь ли, помогает.

Вяжешь - неважен цвет, наплевать на стиль,
А потом нужно обязательно распустить.

И сразу веришь - он есть. Пусть он там, далекий, но
Ест мягкое, пьет сладкое, курит легкие,
И страх отступает и в муках тревоги корчатся.
Но точно знаешь - когда-нибудь шерсть закончится.

Наверно просто быть кошкой, старушкой, дочерью
Кем-нибудь таким беззаботным, маленьким.

- Эй, девушки, заходите. Тут ваша очередь!
вы кажется, занимали тут.

Он смотрит на сутулую стать Мариину,
на Пенелопин выученный апломб.
И думает - слышишь, кто-нибудь, забери меня,
Я буду сыном, бояться собак и пломб.
Я буду мужем - намечтанным, наобещанным
Я буду отцом - надежней стен городских.
Вот только бы каждый раз когда вижу женщину -
Не видеть в ее глазах неземной тоски

И стоит ли копошиться -
когда в них канешь, как
Будто сердце падает из груди,

Как будто вместо сердца теперь дыра.
И он открывает дверь в их неброский рай

Где их паршивцы
сидят на прибрежных
камушках
и никуда не думают уходить.

(с) Аля Кудряшева

0

8

В.К.

Вот этот город. Остов его прогнил. Каменный остров оставшихся навсегда.
Вот фонарей горячечная слюда.
Вот я иду одна и гашу огни.
Вот этот город, нужный только одним.
Вот и вода, идущая по следам.

Вот этот город. Картиночный до соплей. До постоянных соплей - полгода зима.
Сказочный, барочный его филей.
Набитые до оскомин его дома.

Вот этот город, петровский лаокоон. Не по канонам канувший в никуда.
Вот этот город - окон, коней, колонн.
Слякотная, колокольная ерунда.

Я знаю тебя, с математикой ты на ты. Тебе не составит труда эта разность тем.
Гармония безвыходной простоты.
Геометрия продрогших на лавках тел.

Вот этот город, влитый вольной Невой. Непрерывность парков, прямая речная речь.
Сделай мне предложение - из него,
из дефисов мостов, из наших нечастых встреч.

Вот этот город, он не простыл - остыл. Историю по колено в воде стирал.
Расторгни его союз, разведи мосты.
Закончи эту промокшую пастораль.

Радость моя, ты и с музыкой не на вы. Слушай всё то, что он от тоски навыл.
Гордый больной нарыв на брегах Невы.
Даже его революции не новы.

Чем же он жив, чем дорог его мирок? Чем он дрожит под левым моим плечом?
Теплой пуповиной железных дорог,
Сдобренной разговорами ни о чем.

Сдобренной перегноем бесценных слов, недосогретых губ, что тебе еще?
Как он стоит, чахоточный серый слон?
Чем он благословлён, чем он защищен?

Возьми этот город. Вычти центральный район. Отломай со шпиля кораблик и сунь в карман.
Отпусти его в какой-нибудь водоем.
Смотри, как исчезает его корма.

Смотри, как опадает Дворцовый мост, Васильевский опускается в глубину.
Флюгер берет направленье на норд-норд-ост,
Трамвай уцепился колесами за струну.

Вот этот город, косящий на запад рай с Заячьей, Каменной, Спасской его губой
Вот телефонов осиплые номера.
Вот я стою. Да, вот, я взяла с собой

Теплый пакет с батоном и молоком. Я не приду умирать, приезжай пожить.
Видишь, отсюда видно, как над рекой
Лепит туман облаков слоёных коржи.

Видишь, как он заворачивает в края мёрзлое ощетиненное лицо.
Вот этот берег. Вот я жду тебя. Вот я.
Вот драгоценный песок для наших дворцов.

0

9

Лытдыбр

Она всю ночь училась своим наукам, каким-то нанайцам, а может быть, финно-уграм. Или другим неведомым языкам. Раз в две недели он входит к ней рано утром стараясь не разбудить ни единым звуком, стараясь не отражаться среди зеркал. Солнце забралось в ее золотую прядь. Первый столичный поезд приходит в пять.
А первая электричка приходит в шесть. Она сопит в две дырочки, нос в подушку. Он напевает, стоит под горячим душем. Хозяйский кот испуганно дыбит шерсть. Она все спит.Так просто спокойно быть с ней рядом, сны ее рассмотреть цветные. Он научился уже приносить цветы ей, но плохо пока умеет их подарить.
А солнце светит во всю неземную прыть. На стенке тень от листьев сквозит резная. Она себя не любит - он это знает и тем еще смешнее ее любить. И убеждать ее, и боготворить, носить на руках по улице - всё без толку. Она работает смайликом в гуглтолке - по крайней мере, любит так говорить. Она всегда говорит и немножко врет, его называет то мужем, то вовсе братом, то клятвы дает на сотни веков вперёд. Да ну ее, Боже мой, кто ее разберет. А кто разберет - не соберет обратно.
Он входит в комнату, небо бьет синевой. Находит ее часы под каким-то стулом. Усталость стекает по гладко выбритым скулам. Он знает, что она уж давно проснулась и просто смотрит цветные сны про него. Сердитый кот когтями диван дерёт, глядит на него глазами цвета металлик. Она спросонья щеки ладошкой трёт.

Он улыбается: "Кто тебя разберет..."
И прячет в карман тихонько пару деталек.

0

10

Сладкие дни крошатся в руке, как коржик, сонное море дремлет в объятьях тени, берег роскошен, зелен и непокошен, пыльное лето в городе тощих кошек плещется в складках юбок и полотенец. Мертвая зыбь, но что может быть живее? Солнце людей сгоняет с себя щипками. В этот букет (я знаю, что позже - веник) я собираю мяту и можжевельник, в колкие лапы втискиваюсь щеками. Милый, я позабыла, что я с тобою, бывший, я позабыла, кто с кем скандалил.
Ноги, исцарапанные в прибое, четко отображают узор сандалий.

Тощие кошки, кошек никто не кормит, кошки крикливы, наглы и голоштанны. Я растворяюсь, нет, я пускаю корни, утро приходит, если на подоконник падают виноградины и каштаны. Я не войду наверх, я пристроюсь возле, где бирюзовый мед обнимает скалы. Губы хватают пряный горячий воздух. Осень, моя возлюбленная, стервозна, больше, чем на неделю не отпускает.
Господи, кто там лечит, и кто там хнычет, чье там движенье крыл ли, шуршанье лап ли, кто там дыханье ночи в карманах нычит?
В море луна замочила подол и нынче хмуро роняет с него золотые капли.

Плечи алеют смугло и нос лупится, кожу забраковал бы любой сапожник. Время смеется, осень рыдает в Битце. Мы в свои двадцать выучились любиться, только бояться будем учиться позже. Эти песчинки оспинками на пальцах, ветер с открытки - сухо, протяжно, хрипко. Краб из-под камня греет блестящий панцирь. Я не люблю английский и просыпаться, и обожаю яблоки, дождь и скрипку.
Дождь задремал в коляске, смешной и близкий, яблоком круглым мокро ладонь наполнить.
Я ухожу стремительно по-английски, чтобы проснувшись, что-нибудь всё же вспомнить.

Боже, я не надеюсь - что толку в бреде
Этой редиски, дурочки, пародистки
В этом ее безвыходном danse macabre.
Но если когда-нибудь всё же меня апгрейдишь
То сохрани эти папки на жестком диске.
Там для тебя оставлена пара кадров.

(с) Аля Кудряшева

0

11

Так они залезают в твой мир и жрут его,
Чавкая, захлебываясь, вздыхая:
"Можно войти в Жж с твоего компьютера?"
"Можно, я присосусь к твоему вайфаю?"

Я убегаю, прячусь, сижу на корточках -
Но отказал спам-фильтр, дыра в системе.
"Можно, я одолжу у тебя ту кофточку?"
"Можно войти в тебя из твоей постели?"

День пролетит и ночь проползет тягучая,
Серыми клочьями лезет из неба вата.
"Можно, я полюблю тебя и помучаюсь?
Можно ты в этом сама будешь виновата?"

В общем-то, я не дока в вопросах этики,
В общем-то, я могу и послать подальше,
Только не понимаю, что делать с этими,
После того как ты себя всю отдашь им.

С цельными, как молоко трехпроцентной жирности,
С точными, как инструкции генеральские.
В этом лесу совсем не осталось живности,
Нужен хотя бы день для регенерации.

Не отпускают, пытаясь исчезнувший жар грести,
"Где ты"? - кричат - "Мы привыкли, приди, пожалуйста"!
Капают, капают, капают слезы жадности,
Чтобы их обменяли на слезы жалости.

Боже, они внезапны, как водка в тонике,
Люди умелой кисти, скульптурной лепки.
"Можно я разлюблю тебя после вторника?
Можно в четверг поплачу в твою жилетку?"

Как они знают свой текст, как они поют его, -
Будто "Michele, ma belle" или "Who by fire".
"Можно войти в ЖЖ с твоего компьютера?
Можно, я присосусь к твоему вайфаю?"

Нет, ничего такого особо страшного,
Сдать бы отчет и закончить весь этот чат.
Как же мне тоже хочется что-то спрашивать.

Но абсолютно
некому
отвечать.

+1

12

2010-03-30 01:42:00

Молитва

0.
Зря что ли мы потели,
что ж, итого,
давай-ка считать потери
За этот год.
Давай-ка умножим, сложим,
Прижмем локтем,
До самых последних ложек
Переучтем.

1.
Дмитровка плещет людьми и совсем тесна,
В центре Москвы опять началась весна.
Солнце сияет в тысячи мегаватт,
Плавит под куполами пасхальный гвалт.

Высох асфальт, расправился, посерел,
Слышно вдали, как плавится вой сирен,
Где-то случилась смерть, но о том не сметь.
Видно, у Бога просто упала сеть.

Видимо, слишком часто и горько мы
Плакали в небо, боясь не прожить зимы,
И не хватило сил - на последний шаг.
Солнце у нас в глазах, перезвон - в ушах.

Резкое солнце, тени так глубоки,
Ангелы с сетью порванной - рыбаки.
Что же, все твои казни совершены.
Дай тишины нам, Господи. Тишины.

2.
Я слишком назойлив и бестолков, я б с радостью был таков,
Но ты не не слышишь моих звонков, не видишь моих флажков.
И вот сейчас, на исходе дня, когда облака резней
не надо, Господи, для меня, помилуй моих друзей.

Я не прошу тебя рая здесь, я милости не хочу,
Я не прошу для них тех чудес, что Богу не по плечу,
Тебе ж не стоит огромных трат, подумаешь, ты ведь Бог,
Пусть будет кофе для них с утра и вечером теплый бок.

Пусть врут все те, кто все время врал, и плачут все те, кто не,
Пусть будет снег, суета, аврал, морщины и мокрый снег,
Час-пик, толпа, недород, тоска, концерты, порнуха, дым,
И боль, щемящая у виска, и скука по выходным,

Измены, дети, дела, коты, простуды, метро и зной,
Долги, работа до тошноты, просроченный проездной,
И груз заданий, и лишний вес, и девочки в скверике
И на обзорной парад невест, и утки в Москве-реке.

Помилуй их, они столько лет работают на износ,
Помилуй тех, кто им греет плед и тех, кто целует в нос,
Помилуй тех, кто лез на рожон и кто не лезет уже,
Помилуй их бестолковых жен и их бедолаг-мужей

Помилуй, тех, кто силен и слаб (ведь ты-то сам не слабак),
Помилуй, Боже, их мам и пап, врагов, хомяков, собак,
Помилуй счастливых, бомжей, калек, хозяев или гостей
Помилуй коллег и друзей коллег, коллег друзей и детей.

И вне защитной сети потом оставшегося меня
Пускай забирают пожар, потоп и прочая потебня.
Я знаю, я тебе не в струю - бездельник и ротозей,
Но, не оставив меня в строю, помилуй моих друзей.

3.
Но перезвон, сирены и резкий свет,
Дмитровка бьется в ритме колоколов.
Падает сеть на небе или в Москве,
Значит, у смерти нынче большой улов.

Я не пишу письма - не дойдет письмо,
Горе на привкус сладкое, как шираз.
Я не прошу ни о чем, чего ты не смог,
Господи, будь человеком. Как в прошлый раз.

0

13

Улица тонет в шуме
как руки в шубе
как тонет мир в нераскрывшемся парашюте
ладно, пока мы шутим,
пока пишу.
когда я умру, я знаю, о чем спрошу.

не о том, почему весной вылезают листья,
почему у самых красивых повадка лисья,
кто придумал письма,
где родились мы,
и зачем вода быстрей бежит под мостом.
я спрошу его о не о том

я спрошу, почему меня утешала мама,
заплетала косы, совала мелочь в карманы,
а если ругала - то уж всегда за дело,
а потом поседела,
почему не я, а ты решился решать,
что теперь я сама должна ее утешать.

почему я теперь всегда засыпаю поздно,
сплю в неудобной позе,
в странной архитектуре
в грязной клавиатуре,
почему после стука двери, щелчка ключа
я умею только молчать.

почему никто не слышит, как я пою,
как наливаю чай, как пишу статью,
пью, веселюсь, блюю,
воду на кухне лью,
кормлю кота отвратительным серым кормом,
он грызет покорно.

почему, когда я умру, еще пару дней
мне лежать среди неглаженных простыней,
потому что никто не придет, никто не просил их.
ждать звонка, носилок.
почему я всегда куда-то обращена
где самая стылая, тихая тишина.

Почему мне никому не сказать, о том, как
голубы у него глаза, как запястья тонки,
как смешно у него загибается воротник,
как искрятся лучи - от них
у людей золотятся брови, светлеют лица.
почему мне этим некуда поделиться.

Почему я собираю его по крошкам,
По дорожкам, по не мне подаренным брошкам,
По чужим рассказам, по индексу публикаций,
Этих мысленных аппликаций
Никогда не склеить даже в попытку целого,
Почему я всегда теряю самое ценное?..

почему мне никому не сказать, как странно
когда мы сидим, склонившись перед экраном,
как наши ладони встречаются на тачпаде,
сплетаются наши пряди,
почему, когда я могу украсть только час его,
я неистово, невозможно и страшно счастлива.

почему весна всегда пахнет лимонадом,
почему мне от него ничего не надо,
ветер лохматит волосы, треплет ветки,
дом мой ветхий.
солнце закатное красное, как креветка,
когда я умру, передай от него привет мне.

Почему мне никак не придумать, как с ним расстаться,
Почему мы уходим спать, заменяя статус,
Выходя из окон джаббера, аськи, скайпа,
выдыхая, будто бы отпуская,
Желая спокойной ночи тому, кто невидим.
Почему, мне кажется,
мы никогда
не выйдем?

+1

14

Входите, открыто, садитесь поближе, вот, кстати, варенья остатки.
Мой кот Ваши тонкие пальцы оближет, собака притащит Вам тапки.
Садитесь сюда, в это теплое кресло, оно Вас обнимет уютно.
Садитесь. Мне жизнь эта кажется пресной и птицы уже не поют, но
Я рада вас видеть. Живу? Одиноко. Ничто не меняется за год.
Вчера было лето - на кухне чеснок и немного засушенных ягод.
Теперь - мелких дел непонятных навалом, сражаюсь бессмысленно с ленью.
Позвольте пристроиться мне, как бывало, у ног, головой на колени.
Не бойтесь меня, я не буду, как раньше, рыдать и кидаться словами.
Я стала спокойной, я делаюсь старше, а значит, учусь быть не с Вами.
И Вы изменились - почтенный родитель, работа и отпуски в Греции.
Да что Вы, глаза только не отводите, хоть вечер мне в них насмотреться...
Вот только не руки, живешь себе - ну так живи без пути запасного.
Тебе ничего - ты зашел на минуту, а мне - забывать тебя снова...
А мне - забывать тебя. Слышишь, не надо! Ты там колосишься и зреешь,
А мне забывать... Я хожу по канату, над публикой, жаждущей зрелищ.
Часы на столе. Скоро утро забрезжит будильником, в уши стучащим.
А ты заходи, но, пожалуйста, реже... Ах, что я, конечно же, чаще.
А хочешь пиши, адрес тот же, туда же. А я - да не стану, куда там...
А скоро уже Новый год, распродажа, учеба, события, даты..

(с) Аля Кудряшева

0

15

*Слушала сегодня и плакала, они безумно другое на слух, в Алькином исполнении...*

про ангелов
Восьмого мая они просыпаются среди ночи.
Старший из них говорит: "Черемуха зацветает"
Средний из них говорит: "Чепуху ты мелешь."
Младший шепчет: "Мама моя святая,
Защити нас всех, пока ты еще умеешь,
Неприкаянных одиночек."

Она говорит: "Всё хорошо, сыночек."

Девятого старший под вечер приходит черный,
Говорит: "Там толпа, шли по головам, топтались по душам."
Показывает ушибы и умирает.
Средний будто кожу с себя сдирает,
Воет волком, уткнувшись в его подушку.
Младший плачет: "Папенька, ты ученый,
Куда мы теперь без старшего?
Ведь нам и не снился ни опыт его, ни стаж его."

Отец отвечает ему: "Ничего страшного,
Если что - спрашивай."

Среднего ищут весь день и находят к вечеру,
Во временном котле
В ременной петле.
Над его кроватью солнечный теплый след еще.
Младший смотрит безвыходно и доверчиво,
Спрашивает: "Мама, я буду следующим?"

Одиннадцатого он просыпается, думает: "поглядим-ка"
бережно сдувает с цветов пыльцу,
что у нас нынче слышно?
Завтра в прошлом году погибает Димка,
Прямо в подъезде, лезвием по лицу.
Завтра в прошлом году зацветает вишня.
А сегодня солнце взойдет, солнце зайдет
И ничего не произойдет.

Двенадцатого он просыпается ровно в семь.
Улыбается, ставит чай, начинает бриться.

Успевает увидеть, как черемуха серебрится.

Утро пахнет поджаристыми коржами,
Отец выходит из спальни в одной пижаме.
Мать говорит: "Не бойся, я тебе новеньких нарожаю."

(с) Аля Кудряшева

0

16

Ты знаешь, милый мой, я даже не скучаю,
Я каждый день сажусь за руль велосипеда
И проезжаю двадцать километров,
А если мало дел - то даже тридцать
И сорок - если солнце не палит.

Ты знаешь, милый, даже не до скуки,
Пишу дневник и делаю зарядку,
Съедаю каждый день по пол-арбуза,
Ты знаешь, ведь сейчас сезон арбузов
И даже сердце нынче не болит.

По вечерам я выхожу на море
(мне пять минут идти тут до залива),
смотрю на горизонт - как в лучших фильмах,
И сразу тянет написать картину
Гуашью или так, карандашом,

Как солнце опускается, а следом
Луна выходит, как неспешны волны,
Песок ложится шелковым халатом,
Как я здесь не скучаю, боже правый,
Как сладко, как легко, как хорошо.

Ты знаешь, милый, эти размышленья
Наводят на спокойствие такое,
Что я уже во сне тебя не вижу.
Вино с водой - любимый мой напиток,
А на закуску - в морозилке лёд.

Да, я не говорю, что это счастье,
Бывает звонче и бывает ярче,
Бывает так, что слишком горек воздух.
Но есть друзья, которые звонят мне,
Как только приземлился самолет.

И если б я могла запомнить это -
Весь этот дым пожаров (страшно, страшно),
Все эти ураганы (как вы, живы?),
Всю эту тишину (протяжный полдень),
Смолу, траву, щебенку, ясный зной.

Все это одиночество (приедешь?),
Просторное, жилое (ты приедешь?),
Наполненное (может быть, приедешь?)
Я проезжаю двадцать километров
И ничего не слышно за спиной.

0

17

Пить по ночам нельзя. Петь по ночам нельзя. И танцевать без музыки тоже почти нельзя.
Можно смотреть в окно. Можно смотреть кино. Можно глаза зажмуривать, только внутри темно.
Пить по ночам нельзя. Будешь потом рыдать. Только уткнуться некуда, кроме как в свой рукав.
Есть по ночам нельзя. Всяческая еда, не принося спокойствия, переползет в бока.
Петь по ночам нельзя. Нот-то нет в темноте. Ноты - на то и ноты, чтоб избегать темнот.
Ты тут поешь-поешь, ноты не те, не те, да и слова не те, если не мимо нот.
И танцевать нельзя. Снизу соседи спят. Сверху соседей нет. Сбоку соседи есть.
Вот и сиди, сиди. Весь с головы до пят тихий, простой, пустой - даже не факт, что весь.
Быть по ночам нельзя. Воздух вокруг таков, что раствориться проще, чем не раствориться там.
Можно слушать. Сверчок. Четкий стук каблуков где-то по площади. Можно гладить кота.
Можно задернуть ночь. Можно огонь зажечь. Слушать, как лифт ползет, крадучись, к этажу.
Слушать, как гулкий ветер перебирает жесть, как потирает лапки древоточащий жук.
Можно гладить кота. Можно гладить белье. Можно взбивать подушку, нет, не мычащим "ты".
Можно смотреть в окно. Кто-то в ночи поет. Кто-то тоже боится, видимо, темноты.
Мама твердила: "Спи". Или придет Кащей. Бука, Баба Яга, Оле и Олин брат.
Я собрала рюкзак, полный нужных вещей, если что, расскажу, что я решила брать.
Спать по ночам нельзя. Трижды налево сплюнь. Если уснешь - не вынырнешь, слишком там хорошо.
Я собрала рюкзак. Я по ночам не сплю. Двадцать два года жду, чтобы хоть кто пришел.

+1

18

Повторяю, как мантру, каждый день, каждый день,
надо слушать команды, надо верить в людей,
надо голову выше, надо пальцы в зажим,
по сверкающей крыше, полетим, побежим,
надо выехать в гости, надо выпить вина,
но от боли и злости я сегодня пьяна,
сердце сердится остро, и работать пора,
на Васильевский остров я приду умирать.
Я зеркальный осколок из кривого стекла,
я закончила школу и из дома ушла,
выйду к осени в сени: "Не печалься, не верь",
я собака на Сене, я хомяк на Неве.
Не себе и не людям, ни туда, ни сюда,
раз такую не любят - прощевайте тогда.
Хоть ромашек нарвите, ешьте - суп на плите.
Зеркала ненавидят отражать свою тень.
Я бы всё разметала по собачим чертям,
расплавляя металлы, голову очертя,
я бы спряталась в почву, под бетонный настил,
я уверена точно, что Зевес бы простил.
Только капли стекают по замерзшим рукам,
я совсем не такая, я подвластна векам.
И звенит колокольно из давнишней мольбы:
"...быть бы мне поспокойней. Не казаться. А быть."

(с) Аля Кудряшева

0

19

песенка о лете

Снегом замело чужие были,
Докажи, что ты не можешь сдаться,
Перед тем, как мы с тобой любили,
Вряд ли кто-то сможет оправдаться.

Вряд ли мы с тобой не совершали
То, что нужно пережить покорно,
Вряд ли на земном печальном шаре
Мы не оказались вне закона.

Это невозможно, это глупо -
Жить так кратко и так беспокойно,
Бог смотрел на нас с тобой под лупой,
Но не смог понять, зачем такое.

Двадцать переписок, три постели,
Каждая из них - в ребро лучиной.
Господи, мы правда не хотели,
Просто как всегда - так получилось.

Пой мне песни, сочиняй слова мне,
Попадай всегда в одну воронку,
Если страшный суд - то мы за вами,
А пока мы отойдем в сторонку.

Если что, мы, в общем, не знакомы,
Я отговорю тебя от кары,
И не говори, что незаконно,
И не говори, что дно стакана

Каждую показывает лучше,
Чем она была. Куда упасть мне?
И не говори, молчи и слушай,
То, как я тону в твоих запястьях.

Харьковское лето над водою,
Не считай, что я глупей, чем знаешь.
Жесткая трава, дорога к дому,
Теплый ветер и луна резная.

Не жалей меня, мы разойдёмся,
Мы напишем письма, сверим числа,
Если нам когда еще придется
Встретиться, я вспомню день лучистый,

Сказочную ночь, горячий город,
Золотую лунную сонату,
Ты не вспоминай, так много горя
Даже ради опыта не надо,

Даже ради. Лабиринт царапин
По плечам, по совести, по нервам,
Забывай все эти лица ради
Той твоей безвыходной царевны,

Если страшный суд, то я отспорю,
То, что говорил ты над водой мне.

Мы с тобой идем по тропке с поля
И над нами лунные ладони.

(с) Алька Кудряшева

0

20

Не будет тебе ни слова, ни пустыря,
Ни старых друзей, ни нового словаря,
Не будет тебе ни элоя, ни дикаря,
По-честному говоря.

Не будет тебе ни котлов, ни колоколов,
Ни ангельских крыльев, ни на колу голов,
Ведь ты - обычный рутинный дневной улов,
Который не стоит слов.

Не будет ничего, чего нет вокруг,
Ни жгучего горя, ни боли, ни теплых рук,
Когда ты откроешь окно - вот нехитрый трюк,
Когда приготовишь крюк.

Поскольку все то, что ты - это лишь сейчас,
Сквозняк в переходе, слеза, на ветру свеча,
Условный стук, которым в окно стучат,
Остывший под утро чай.

Когда ты был мал, казалось, что ты велик,
И сделаешь все, но мать тебе не велит,
А вырос - и понял, что кажется, крепко влип,
И в камень подножный влит.

Казалось, что детство страшнее иной тюрьмы,
Что станешь постарше - и выберешься из тьмы,
Кривы зеркала, умирают, увы, умы.
А взрослые - это мы.

И нужно готовить ужин, потом обед,
Ходить в сбербанк, платить за тепло и свет,
Стирать со стола полночный кофейный след,
И ты не велик, о нет.

И ты не велик, и все тебе велико,
Зарплата, постель, квартира под чердаком,
И те, кто был знаком или не знаком,
Тоска не поймешь о ком.

Идешь на службу, когда вся округа спит,
Ты все это знаешь, ты накрепко сбит и свит,
Но если ты о смерти, то поживи,
Ведь я тебе о любви.

Ведь я о любви средь всех этих скорбных троп,
Свеча на ветру. Она тебя ждет в метро,
Ее обходят толпы и лохотрон,
И сотни других ветров.

Она тебя ждет, сжимает в руках ключи,
Ищи ее молча, лови ее, не кричи,
Ее лицо, ее огонек свечи,
Среди неживых личин.

Не будет ни бога, ни ангелов, ни чертей,
Ни гурий, ни викингов, ни изможденных тел,
А будешь лишь ты, кто здесь, вопреки черте
Увидел то, что хотел.

И черт с ней с судьбой, теорией половин,
С дрожащим светом, магией тонких вин,
Ну, просто смерть - ее зови-не зови,

А я тебе о любви.

0


Вы здесь » Дети радуги » Понравившиеся стихи. » Аля Кудряшева (Изюбрь)