mission impossible

Эта квартира,
будет хранить,
мне так кажется,
запахи первой страсти.
Я не Земфира,
но здесь по другому
не скажется:
«Позвони. И я буду ждать,
и я буду знать,
кому из нас
верить».
Я привыкла считать
потери.
Если к слову «привычка»
приемлемо слово
«боль».
Хотя, наверное, соль
не в этом.
А в том, что ты
называл меня светом,
среди темноты кромешной
твоей повседневной жизни.
Я не виню, конечно,
это всего лишь мысли,
мои рассуждения
глупые вслух.
Я в отношениях
только до двух
научилась считать.
Кровать –
как раз под номером
два.
да, конечно,
это одни слова,
но все же …
Похоже,
лучше было
засыпать фундамент,
пока ничего не начали
строить.
Не стоит.
Но я не жалею,
лишь так, местами.
К тому же поздно,
и наши звезды
опять с разрывом
500 километров.
и мы доверяясь
попутному ветру
пытаемся жить,
ворожить
на утреннем чае
с лимоном
в пустом полусонном
баре
друг другу дарим
дымок иллюзий.
И целимся в лузу
совсем не ту,
не нужную.
А скорей –
невозможную.
Очень сложная
это задача
друг для друга
хоть что-нибудь значить
на такой дистанции.
Я, конечно, могла остаться,
не менять города,
как перчатки
(ты упрекаешь),
но давай
соберем остатки
наших чувств
или что там у нас
осталось …
И пускай это самая
малость,
но мы изощримся,
отыщем способы
и выполним нашу
mission impossible.

я отпускаю тебя. для счастья.

я же хотела как лучше вроде,
тебя оставив спасти от боли,
но ты не веришь, что все проходит,
а я обычно в анкетном поле –
«семейный статус» пишу – «одна».
имею право, не нужно лекций.
и будет лучше сейчас узнать,
к чему тебе пополнять коллекцию
мною болеющих неизлечимо,
правду ведь не чем крыть.
я отыщу тебе сотни причин,
чтобы со мной не быть.
а если сможешь – давай держи,
сжимай тиски на моих запястьях.
тебе подходит такая жизнь?
я отпускаю тебя. для счастья.

МЫ

стылая нежность согреет ладони.
все, что мечталось, послушно сбылось.
я засыпаю устало-спокойно,
ты непременно под запах волос.
сердце на части, и вовсе не больно,
если кусочки отдать одному,
счастье такое сродни алкоголю –
можно держаться, а можно тонуть.
нам отпускается доля эмоций,
я без оглядки вручаю тебе
все из возможных и розданных порций,
ты же в обмен – ощущенье небес.
сердце не мышца, но все же, но все же,
МЫ самый лучший его тренажер.
я замерзала, а ты осторожно,
просто нашел, и умело разжег.

я к нему, я за ним извини

Никогда я не стану тебе самой близкой, родной.
Как не складывай жизни, я здесь навсегда опоздала.
Просыпаясь, твердить как молитву, ты мой, только мой,
А с утра отдавать тебя в лапы пустого вокзала.
Никогда мы не станем планировать вместе на год,
А живем только здесь и сейчас – перекрестками судеб,
И чужые упреки меня заберут в хоровод,
Обвиняя, закружат, и больно … но больно не будет.
А ты знаешь, я видела девочку как-то во сне,
У нее были глазки твои и мои завитушки
Белокурых волос. Я так часто лежу в тишине,
Собирая твой запах родной с полусонной подушки.
Пролетели страницами двести безоблачных дней,
Но запретное счастье как мед, невозможно напиться.
Ты мне даришь котенка, живой плагиат на детей,
Ну, а дочка? … а дочка … она обещала присниться.

сохрани.

не пускай меня, слышишь, ведь я разучилась
просыпаться одна в переулках зимы.
так какого же черта, скажи мне на милость,
открываешь окно? я готова взаймы
ангажировать счастье и веру в рассрочку
получать у тебя под процентный кредит,
осторожно стираю, ту жирную точку,
что поставил на мне, от которой болит
обязательно слева, и хочется к маме,
и поплакать тихонько в любимый рукав,
мне одной тяжело в этом жизненном хламе …
я не ною, конечно, конечно, ты прав.
разучится сгорать под одним одеялом
и дышать в унисон, и беречь имена.
мне же нужно сейчас, до ничтожного мало,
чтобы ты сохранил, не разрушил меня.

полулюбовница.

губы шершавые, руки холодные,
я для тебя пузырек валидола.
мы незаконно и псевдо влюбленные
только по будням. суровая школа.
каждый разъедется в разные пробки,
место под солнцем теперь в дефиците.
я бы смогла, только память заклепкой
тянет к твоей запрещенной орбите.
ночью, читая меня в Интернете,
ты позвонишь и расскажешь, что понял,
только сейчас осознал и заметил …
я же уеду в купейном вагоне.
это конечно последнее дело –
прятать себя за щиты расстояний
я никогда не боялась быть смелой,
ну а сегодня, мой ангел изранен.
выдав кредиты последней надежде
я засыпаю, ругая бессонницу
а для тебя остаюсь, как и прежде
полуженою и полулюбовницей.

больное утро.

просыпаюсь уже не твоя
утро расколото
эта боль не содержит края
гибну от холода
для спасения водка потом
в баре «Астория»
у тебя непрочитанный том
нашей истории
уходя, ухожу. монастырь
крайние случаи
без тебя мой земной поводырь
я невезучая   
спотыкаюсь на каждом шагу
душу на клаптики
я едва ли приблизить смогу
наши галактики
эта боль на краю января
глушится выстрелом
просыпаюсь уже не твоя
утро бессмысленно

М.Ю

А сегодня опять
километры минут
отсчитает послушно межгород.
Нас, конечно же, ждут
и дела и «другие»,
но день неизменно расколот
на режим
от звонка до звонка,
а скажи –
Ты ведь болен слегка?
Одержим
этой вредной особой?
Осторожней, ты знаешь,
ведь чтобы,
жить со мною в одном измерении,
нужно железную выдержку,
да и терпение …
Не боишься?
Да ты я вижу и вправду
смелый.
Но если честно сказать,
то в целом –
ты мой мальчик
серьезно влип …
Мною болеть,
это не вирусный грипп.
Понимаешь?
Скучаешь?
К тому же сильно …?
Знаешь,
это ведь первый признак,
симптом, так сказать.
А потом …
А дальше …
Ну … как тебе объяснить …
Это когда невозможно
меня заменить.
Зависимость что ли …
Нет, нет, ты не чувствуешь боли,
разве что ломка,
если отсутствую рядом.
Ходишь по кромке.
Без меня догоняешся ядом
других,
случайных
и первых встречных.
Навечно?
Да нет, не думаю.
Это пройдет.
С годами.
А пока, наслаждайся
губами,
руками
и телом,
если ты все-таки смелый.
А что до меня …
у меня, ты знаешь,
были прививки от всех амуров,
но я беспросветная дура –
умудрилась все же. Попала.
На ТЕБЯ я похоже
запала …

сопливо-нудное.

Отпустил. Вот и все.
И наверно «спасибо»
мне сказать полагалось.
А я некрасиво
(но по-женски так)
больно сломалась.
Вереницу бессмысленных слов
чередую со знаками всхлипов,
мне бы быть безголосой, охрипнуть
(хотя я не люблю докторов).
Но голос-сука так звонок,
что чувствую треск перепонок.
И горло мое не калечат
осколки твоих откровений.
А вот интересно мне, лечат
память от лишних мгновений?
Можно ли, взять удалить,
все под чистую, как опухоль гнойную,
а после наркоза залить
не йодом. Ввести непристойную
новую, легкую связь …
послать тебя к черту, смеясь …
Ага. Ни фига. Размечталась.
Только сопливо-нудные
в голову лезут фразы.
Видно серьезно попалась
в эти глаза –
источник заразы.
Где ж тормоза?
Сколько можно реветь?
Ведь
реалистка.
А ты -
не последний, не первый.
Что же так больно?
Никчемные нервы.
Надо б сменить,
совсем расшатались.
Ну хватит. Не ныть.
Там где-то остались
капельки гордости скудные.
Нам бы найти обоюдные
к этой задаче решения.
Разве так можно?
Без разрешения
взять и сломать мою жизнь?
Не отвечай многосложно,
я отупела от боли.
И еще,
слишком много у нас с тобой соли.
Хотя …
Тебе наверное можно –
отвечать на простое сложным,
на стихи мои фразами Фрейда,
на «люблю» толкованием Даля.
Но больше … больше не смей. Да
не нужно понятий избитых.
А знаешь, из мной пролитых,
вот сейчас и тогда еще слез
вышло б дивное озеро …
Ну все … уже общий психоз.
Вот так потихоньку дурею …
Болею тобой, болею.
Знаю, опять осудишь.
Хватит учить. Бесполезно.
Ты в моей жизни будешь
самой желанной болезнью