ПОСЛЕДНИЙ ПОЕЗД

Последний поезд сойдёт
с рельс.
Двумя дорожками с глаз
тушь.

У неё в плеере Том Уэйтс.
У неё в венах Chavron Rouge.

Она становится как
дочь.
Когда теряется вдруг
связь.

Там в Петербурге всегда
дождь.
Там в Петербурге всегда
грязь.

Там люди смотрят - асфальт
глаз.
Там люди спорят - асфальт
слов.

Апостол Пётр солгал
раз.
Апостол Пётр солжёт
вновь.

Но будет август и звёзд
смесь.
Крестовский остров стоит
тих.
Каждый поставленный в ней
крест

она потом превратит
в стих.

И всё потом. Заживёт
срез.
И всё потом. Заживёт
муж.

Санкт-Петербургский
ночной
экспресс
возле перрона зеркальных луж.

У неё в плеере Том Уэйтс
У неё в венах Chavron Rouge.

___________

Стефании Даниловой

(с) Сергеев

HAPPY END

В нашей повести всё закончится хорошо,
да.
По прогнозам идёт глобальное
потепление.

Если можно,
я бы заснул с тобой в воскресенье.
И проснулся
в субботу.

Город ночью так изумруден.
Так превосходен.
Раскинуть руки, упасть в проспект бы,
расцеловать бы.

Мосты-феерии,
нежно-кремовые усадьбы.
Глаза на каменно-львинных мордах.
По небу-темени красным стелятся
самолёты.
Земле приветы.

Сегодня ночью не важно с кем ты,
не важно кто ты.

Важнее где ты.

Мы Петербургом и тёплым августом разодеты.
В прозрачных куртках -
слегка студенты,
слегка поэты,
слегка сбежавшие полудурки.

Ты смотришь так, что меж пальцев плавится сигарета,
в короткий миг становясь окурком.
Мы потеряемся в девятнадцатом веке где-то,
а в двадцать первый вернёмся пьяными и под утро.

Я так люблю тебя.

Обнимать бы
до нервных судорог по предплечьям!
Нам не грозят в лимузинах
свадьбы -
удел напудренных глупых женщин,
чей лоб в морщины испоперечен,
а взгляд изранен.

Господь, скажи нам стоять тут вечно.
Скажи смотреть в этот блеск и камень.
Скажи вдвоём бесконечно течь нам
там, между невскими берегами.

И каждым вечером, обнимаясь, кружиться в танце.

Едва касаться.
Воды.
Ногами.

© Сергеев

8.08.2008

Восемь,
Ноль восемь,
Две тыщи восемь.

Больше не пойте нам колыбельных.
Не сыпьте сладостей.

Мы сегодня утром проснулись взрослыми.
Поседевшими.
Одряхлевшими.
Чуть не старцами.

Мы замолкали, включая новости.
Каждый падал,
и каждый сотни раз умирал.

А на той стороне они все смеялись и открывали Олимпиаду.
А на той стороне под градами выворачивало Цхинвал.

Время шло.
Пожимали руки, кто выше рангом.
Президентов громкие заявления,
ночь без сна.

Только как объяснить ребёнку,
вон тому,
раздавленному под танком,
что такое война?

Как объяснить солдат матерям и жёнам,
что просто кто-то
чего-то
с кем-то
не поделил?

Потому и в воздухе пахнет рубленным и прожжёным.
Потому и тянутся протяжённо ряды могил.

На каком языке,
с высоты трибуны каких ООНов,
кто б объяснил?

Больше не трогайте нас.
Не улыбайтесь. Не суйте мультик.

Там у ребёнка на фото не было
головы...

Больше не пойте нам колыбельных.
Мы повзрослели и постарели
за трое суток.

Мы не хотели быть частью мира
таких,
как вы.

© Сергеев

КРАСНАЯ КНИГА

Все мои мысли - с тобой в границах интимной близости.
Так обнимают любовниц бывших
и дочерей.
Так, напиваясь холодным виски, летят с карнизов и
понежней
прижимают на ночь резной щекой золотистый Лиговский.

Я знаю, жизнь - это покер. И всё зависит от злачной карты.
Не позвонишь - и они растащат меня по кадрам да глупым статусам.
Но когда я тише воды умру, от меня останутся
четыре тысячи мной раскаченных миокардов.

Так много лишнего.
А посмотришь - и нечем хвастаться.
Нечем крыть твои полусдержанные улыбки мне.
Ты будешь вечным,
неизлечимым моим диагнозом.
Причиной гибели.

Мне целовать тебя - не стереться бы,
не взорваться бы.
Я в этом смысле настолько дикий,
что ненадёжен.

На фотографиях в Красной книге
и моём паспорте -

одно и то же.

© Сергеев