Дети радуги |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Дети радуги » Понравившиеся стихи. » Светлана Лаврентьева (Кот Басё)
Credo quia verum
Absolvo te
Я лежала, вдыхая искусственный воздух,
замирая от боли, вжимаясь в подушку.
Мой крылатый Хирург без ножа и наркоза
мне вчера, наконец, ампутировал душу.
И когда моя кровь вымывала из тканей
имена, поцелуи, дыхание, шепот…
Я тебя метастазами прятала в память.
И молилась о том, чтобы Он не нашел их.
Я хочу тебе сниться – без нелепых предлогов, без замков и паролей, без звонков и советов, я хочу проникать в твои сны понемногу, сквозь закрытые веки согревающим светом, растворяющим звуком, осторожным касаньем, поцелуем и вдохом, отпечатками пальцев… Я хочу заходить к тебе в сон, воскресая, наполняясь тобой, и в тебе оставаться, прорастать, принимать твои теплые соки, распускаться цветком, раздвигая границы ощутимого мира… Ты не знаешь, насколько я люблю тебя.
Нет. Я хочу тебе сниться.
Дождь мой
продолжая метаморфозы...
Дождь мой. Мой зимний, острый, упрямый дождь,
запертый в городе, клетку его грызущий,
дикий мой, хищный мой, так обреченно лгущий,
но не умеющий верить в свою же ложь…
Странный мой.
Слабый мой.
Стань моим снегом, стань
тихим и ласковым, нежным, а значит, нужным.
Стань вопреки ветрам, облакам и лужам,
дням, происшествиям, правилам и местам,
всем этим людям, ищущим впопыхах,
чем поживиться, но потерявшим души...
Стань моим снегом.
Снегом, к щеке прильнувшим,
и невесомо
тающим
на губах.
И там тебя встретят оба, на звезды тусклые косясь и читая свиток твоей судьбы. Но вдруг заиграет тихо такая музыка, ради которой захочется все забыть. Да, время и место для песен не подходящее, ты злишься, но держишься, думаешь не о том. И дьявол мешает сонорные и шипящие, из жизни твоей вынимая их, как лото. Ты сам понимаешь, куда тебя – знал заранее, и нечего спорить – прошло уже столько лет… А музыка бьется внутри, нарушая правила, которые сам себе выдумал на земле. А музыка бьется… И ты отпускаешь музыку – в себя, неприступного. Камни твои круша, свободной рекой летит по ущелью узкому небесная музыка… Или твоя душа. Слезами выходит – так, что не знаешь, пусто ли внутри… Только думаешь: счастье мое, играй!
И Бог улыбается: если ты можешь Чувствовать, тебе откроют даже ворота в рай.
Ты бежишь
Ты бежишь в своих мыслях – проблемы, дела, счета,
Неотвеченный вызов, несказанное «люблю».
Ты бежишь в своих мыслях, а рядом с тобой – черта,
За которой все это будет равно нулю.
Замыкание времени. Вспышка. Один момент.
Ничего не успеешь, не вымолишь, не решишь.
Я приехал сюда не за парой чужих монет.
Я приехал увидеть.
Увидеть,
как ты
бежишь.
Мы опять не имеем ни шансов, ни прав – только выкрутить пробки и стать потемнее. Почему тебя нет ни online, ни in love, если я без тебя засыпать не умею? Позвони, расскажи мне забавную чушь – про невежливый ветер и злые трамваи, я тебя продышу, проживу, промолчу, я тебя удержу до рассвета словами – где-то в снах, от которых всего лишь черта остается под утро на смятой подушке… Иногда ты умеешь меня не читать. Иногда я пытаюсь об этом не слушать. Иногда нас разводят по разным углам, как детей, что уже напроказили слишком… А сегодня – сидеть без назойливых ламп, просто ждать, когда ты наконец позвонишь мне, в темноте вспоминать, как звучат голоса, как от счастья и нежности пальцы немеют…
Я б сама позвонила, чтоб это сказать, но ты помнишь – ни шансов, ни прав не имею.
Ты знаешь, как мне нужен этот дождь.
Давай пройдем по городу, который уже не наш… Разметки, светофоры, и по воде следы твоих подошв идут к моим – кругами… Так легко наш Бог играет. Мы не замечаем, что каждый шаг сегодня не случаен, что под ногами слишком глубоко. Давай пройдем по городу. Давай вернем ему утраченную силу. Мне нужен дождь, мне так невыносимо нужны его бегущие слова. Его приметы чувствуешь и ждешь, с ним становясь свободней и бездомней…
Синоптики предсказывали, помнишь?...
Забудь про зонт.
Мне нужен этот дождь.
(с) Кот Басё
Становится все одиночее. Так дичают
Шаманы племен накануне великих битв.
Я не боюсь и боли не замечаю.
Но не умею пока еще не-лю-бить.
Альтернативная история
Я выбиваюсь из ритма одним ударом. Из сил – со второй попытки, зато надолго. Спроси меня не об этом, мой верный, старый не друг и не враг, а Кто-то иного толка. Спроси меня не об этом, и я отвечу, как много весны приходит ежевечерне. Я строю здесь пирамиду, и строить легче, когда твое имя кладется в ее сеченье. Здесь небо багрово, тропический лес огромен. Мои мегалиты теряются в буйстве красок. Я вижу огни сигнальные в звездном доме. На глыбах гранита тебе оставляю фразы. До часа отлета осталось совсем немножко. Дожди зарядили, сыро необычайно.
Я сделаю кошку с лицом человека.
Кошку.
Чтоб ты догадался, как я по тебе скучаю.
Как бы тебе объяснить?..
Как бы тебе объяснить, хороший?.. Весна попадает в дни, как будто на небе хмельные боги играют в огромный дартс. Люди, пронзенные стрелами – скоро ты станешь одним из них. Каждый, кто должен быть предан, встречает того, кто его предаст. Как бы тебе объяснить?.. Не больно, если стрела внутри. Но вынимаешь ее – и сразу чувствуешь пустоту. Ты походи пока с ней, хороший, пусть она там горит. Боги считают свои победы. Слуги сигнала ждут. Как бы тебе объяснить?.. Однажды выйдут запасы стрел. Боги уронят платок на землю, солнечный острый луч… Знак может быть любым. Неважно, что ты понять сумел. Важно, что слуги заметят знаки и заберут стрелу. Как бы тебе объяснить?.. А впрочем, ты осознаешь сам. Где-то над миром хмельные боги играют в огромный дартс. Скоро закончатся стрелы, сказки и прочие чудеса.
Ведь каждый, кто должен быть предан, встречает того, кто его предаст.
Позвонить, голос сделать строже, чтоб не слышалась эта боль… «Выздоравливай, мой хороший. Выздоравливай. Я с тобой. Мои руки горят – и лечат, ночь таинственна и нежна…» Но молчание – безупречней. И поэтому – тишина. И поэтому в мониторе провисеть до утра он лайн, за страницы ее историй продавая свои дела, не обмолвиться – лишним взглядом, сообщением ни о чем, слишком просто – с тобой быть рядом, слишком сложно – твоим врачом, слишком сложно – писать курсивом сто рецептов, лечить недуг… Лучше быть молодым и сильным приложением «просто друг», лучше вовремя сделать ручкой, улыбнуться еще в окно. Я звонила на всякий случай. Мне действительно все равно. Мне так, правда, спокойней спится, даже дольше – на полчаса. Не боялась бы заразиться – так пришла бы тебя спасать, хватит с нас одного больного, я останусь, поберегусь… Если бросить стихи с балкона – будут розами на снегу. Если сбросить случайный вызов – камертоном споют гудки. Бесполезные эпикризы. Отвыкание от руки. Омертвение нервных клеток, отвечающих за твоё… Вирус сам обессилит к лету – от сирени и соловьев, от пронзительно теплой ночи, от свободы и пустоты. Сердце колет, и между прочим, осложнение – это ты. Говорила же – поберечься, нет надежды на чудеса… Кошка с сущностью человечьей, ты привыкла себя спасать, ты снимала себя с отвесных крыш, карнизов, деревьев, стен и подсматривать интересно, как ты корчишься на листе, как ты стонешь в ее молчанье, каждый слог, как варган, звенит…
Она будет читать – случайно.
И случайно – не позвонит.
Я не хочу ни о чем жалеть. Господи, слышишь, давай запишем это мгновение – милость нищим детям, играющим на земле. Мы беззащитны. С Твоих подошв ловим песок – из него и строим. Господи, трое нас. Видишь – трое. Как и Тебя. Значит, Ты поймешь. Дай нам по вере, скрепи водой хрупкие стены песчаных хижин, духом войди в них, как входит рыжий солнечный отрок в небесный дом. Дай нам почувствовать свет и боль, нас, триединых, храни такими…
Ты написал меня, дал мне имя.
Дай же мне, Господи, быть собой.
Одному за минуту, другому за полчаса жизнь рисует время стрелками наяву. Я пружина, живущая так глубоко в часах, что никто не узнает, где же я там живу. Вот один приходит, все норовит быстрей, я сжимаюсь так, что дрожит и болит в груди, я б могла вам год прокрутить без труда за день, только что тогда останется впереди? Вот другой приходит, мнется, скрипит: постой, я тянусь, и жилы натянуты, как струна, может быть, для него минута – одна за сто, а таким и вечность, в общем-то, не нужна. Я живу на износ, на заказ, на любой каприз, обучаю время под дудку свою плясать, я б хотела ночью с кошками на карниз, только я живу совсем глубоко в часах. Да и кто их, часы эти странные, разберет, если кто-то доволен – другому опять не в лад, потому что часы безнадежно идут вперед, и не будет пружины, чтоб их повернуть назад. Вот сломать бы часы, уронить, утопить в волне, океанским штормом прямо по ним пройти… Я пружина, лежащая так глубоко на дне – и в запасе вечность, чтобы меня найти.
Мы
Выдержка коньяка да закалка стали, неумолимость слов, преломленье призмы… Мы друг без друга чувствовать перестали. Это, мой милый хищник, опасный признак. Это начало пытки, начало ломки, это клыки на полку и когти спрятать. Это не ты отныне большой и ловкий. Новая эра, чуешь? Иной порядок. Ходишь и видишь всполохи да зарницы, хочешь бежать в укрытие да не можешь. Ты продолжай, продолжай, продолжай мне сниться так, чтобы я тебя ощущала кожей. Это и слишком страшно, и слишком ценно - очеловечить слабостью сквозь касанье. Шкуры лежат у ног – тяжело, как цепи. Мы так хотели, хищник. Хотели сами. Выдержка коньяка да закалка стали, ночи темны, как сажа, нужны, как воздух.
Мы друг без друга чувствовать перестали.
Это чертовски больно. И очень просто.
Через пару дней...
Через пару дней вернется да не отпустит. Через пару дней сломается и срастется. Это осень нас приводит в такое чувство, без которого сентябрь не удается. И попробуй с ней, бесовкой, не согласиться, и попробуй обмануть ее ненароком. Осень в небо поднимается легкой птицей и следит, следит всевидящим зорким оком. Всё с ней в сговоре теперь – и земля, и воздух, и на всё ее осенняя будет воля. Привыкай к ее внезапным метаморфозам - от блаженства до безвыходной острой боли. Она любит своенравничать, огрызаться, присылать тебе записки с пометкой «cito», появляться в старых книгах, где на форзацах очередность дней рассказана в римских цифрах. Она любит невоспитанно, дерзко, буйно острым солнцем выцарапывать на перилах имена людей, с которыми Осень Будет.
Впрочем, я тебе об этом не говорила.
Мы составляем маршруты интуитивно...
Мы составляем маршруты интуитивно, стараясь на картах не оставлять следов. Стрелка на юг указывает строптиво, словно на юге не строили городов, словно на юге тихо и безмятежно – море и небо, горы и облака… Стрелка в упор указывает на нежность, доступную только влюбленным и дуракам. Мы два идиота - так проще смотреть на эту безумную силу, живущую вопреки /приличиям, разуму, сотне чужих советов/, подобную руслу беснующейся реки, на силу, подобную зареву над песками, горячему снегу, упавшему на цветок…
Пересекая город, мы пресекаем возможность не чувствовать этот живой поток . Мы два корабля, идущие на сближенье. За нами следят уверенно и давно.
Господи, дай мне сил продолжать движенье.
Господи, дай ему слабости быть со мной.
О тебе, пожалуй, не стоит писать ни строчки, потому как в словах обоим ужасно тесно. Поскорее бы время сдвинулось с мертвой точки. Что за точкой – мне доподлинно не известно.
Я порой предполагаю – в порядке бреда – что за точкой начинается шум прибоя… Я же чувствую, я чую, иду по следу, небо в море отражается голубое… Ты сидишь у края мира, у кромки моря, прикурив, глядишь на воду завороженно… «Между прочим, - говоришь ты, -и я не спорю, - ведь к чужим мужьям не приходят чужие жены. Если ты стоишь сейчас за спиной и слышишь, если я сижу и знаю, о том, что будет, значит, мы намного дальше, намного выше, не мужья, не жены, даже почти не люди. Между прочим, - говоришь ты, но губы сжаты, все слова идут потоком, минуя воздух, - мне не важно, как узнала ты, как пришла ты. Я придумал мир, и мир для тебя был создан. Дольше века я прождал тебя у прибоя, длился день, клубился дымом над вечным морем…"
Море в небе отражается голубое. Я все чувствую, я чую. И я не спорю.
О тебе нельзя, конечно, писать ни строчки. Только думать – осязаемо и детально.
Но однажды время сдвинется с мертвой точки.
Как известно, мысль слишком материальна.
А теперь скажи мне...
А теперь скажи мне, что наступает утро
без звонков и спешки, совести и приличий,
за туманом небо, тихое, как запруда,
по нему легко расходится веер птичий.
Нет ни памяти, ни времени, ни препятствий.
Просто осень. Наконец, задержав дыханье,
начинаешь в этой осени растворяться,
совпадая с опадающими стихами.
И не надо ни доказывать, ни бороться –
Выбираешь лист и греешь его руками.
И на берег неба снова выходит солнце -
Из обрывков судеб складывать оригами.
«Что это было? Не знаю. Мне было скучно.
Пусто. Безвыходно. Я состоял из сотни
Странных наречий… Я сам изнутри разрушил
Все, что хранил до этого межсезонья».
Барная стойка впивалась в ребро упрямо.
Он закурил, вздохнул, наклонился ближе:
«Знаешь, тогда… Она выходила замуж.
А я в это время…
просто
пытался
выжить».
Еще через пару недель до нее дойдет – как волны цунами при сдвиге подводных плит. Она позвонит мне и жалобно скажет: «Кот, как током ударило, обожжено, болит, и ночью не спится, и сил моих больше нет… Я все отдала, по капле ушла в нее…» Тогда я возьму бумагу и желтый цвет и нарисую знак «Не влезай – убьет». Ибо без знака любые слова пусты. Все семиотика, матрица, черте что… Что ты кричишь теперь, что огонь остыл? Этот фонарь и не был твоим костром. Полноте, глупая, вот носовой платок. Хочешь, куплю тебе новый воздушный шар?
Только не лезь, пожалуйста, между строк.
Дай амперметр, выйди и не мешай.
Вы здесь » Дети радуги » Понравившиеся стихи. » Светлана Лаврентьева (Кот Басё)