невозможно принять, уложить в голове и поверить
то, что любят, любили и будут любить - не.те.бя...
можешь прыгать с моста, вены резать, и хлопая дверью
уходить... ничего не меняется. ты проглядела потерю
и пляши не пляши, но борьба

бесполезна. заведомо мимо. финал - обреченность.
бей бокалы, травись или злись, говори или плачь
ты не будешь любимой, единственной... ты - осужденный
ты виновен лишь в том, что чужой, не родной, обойденный
но судья объявил приговор. руку поднял палач.

вот, что бесит сильнее всего - это плоскость финала
невозможность исправить хоть что-то в пространстве двух рельс
ты взрослела, училась, болела, хрипела, хромала,
становилась иной, яркой красилась, плакала мало...
но и все-таки - нет. Мендельсона не будет, а Вейтс

навевает тоску. и уже все понятно, и вроде бы надо смириться:
выбрать цели иные, на шейпинг пойти, или в Рим
наконец-то смотаться... но хочется - плакать и злиться,
глупой девочкой биться о стену, кричать и ... добиться,

чтобы и он был бы так же несчастлив и не был любим.
чтоб он сука повесился, если не смог стать другим!
чтобы кончился снег, наконец-то отдали инвесторы денег... горим!
чтобы нежность твоя захлестнула любого с экрана. принтскрин.

чтобы утром проснуться в объятьях любимых. конечно же - с ним

иногда я звоню тебе и ты там никак не подходишь,
и тогда я волнуюсь: а вдруг ты совсем потерялся?
вдруг ты нашел себе что-то и переводишь
теперь свои рельсы внутрь чужого пространства?
вдруг не узнаешь теперь, если меня увидишь,
пройдешь эдак мимо, не оставляя уже ни шанса,
сказать тебе - эй, я звонила, говорят, ты уехал в питер...? -
ну или хотя бы просто по-дружески попрощаться.
иногда я звоню тебе, но никто не снимает трубку
и это даже ужаснее, чем "абонент недоступен":
я думаю, вдруг ты встретил ее и сейчас задираешь юбку,
гладишь по бедрам и думаешь - "вот же суки,
черт ли их дернул звонить в это самое время,
когда я так прекрасно и так окончательно занят?"
я жду шесть гудков, отключаюсь, вытаскиваю батарею
из телефона и думаю - ну ладно, может быть у него экзамен,
переговоры, вызвал начальник и снова утюжит уши -
мол, жду три плана к чертвертому мая...
мои тоска и тревога стихают, становятся глуше,
и я говорю - конечно, я все понимаю...
иногда я звоню тебе, а там... да, железная леди.
говорит - ты вне доступа, говорит - позвоните позже,
а я отвечаю - что вы хотели этим
сказать? когда я его чувствую кожей...
и я знаю, вряд ли когда-нибудь будет позже
и я знаю, что вряд ли когда-нибудь будет можно
и я знаю, что нет никого, никого дороже.

иногда я звоню тебе.
да, иногда звоню.

... а впрочем можно и не встречаться,
ну что мне правда так дался то этот секс,
можно вообще на тонкой луне качаться,
смеяться, плакать и нежностью получаса
касаться этих томно прикрытых век.
перебирать слова и складывать слоги
в буквы выписывать нежность, накрывшую капюшоном.
мы же с тобой всемогущи, практически боги,
мы с любой крыши как кошки встаем на ноги
и умеем различать легко маленькое и большое.
поэтому можно и не встречаться конечно,
не разговаривать, не тратить время на пришивание пуговиц,
не заваривать чай, не колотить по весне скворешник,
не улыбаться - боже, прости нас грешных,
и оставаться такими вот замечательными подругами
если что - ты подашь ладошку и дашь копирку,
уступишь мне крекер или там промокашку,
если идти курить - то выберешь меня, а не Ирку,
если опыты ставить - дашь горелку или пробирку,
а если секрет рассказать - то снова меня, а не Машку.
так что ты права, наверное, я готова пожалуй что согласиться
перестать писать тебе идиотские смски, насиловать гугл-ток....
завтра забью на диету и все-таки куплю себе пиццу.
и сыр чеддер. и виски. и прежде чем провалиться
успею и  можеть быть даже сделаю целый глоток

и еще напишу тебе: а давай все-таки встретимся?

ну что там? опять и снова вагоны лжи? опять и снова путаться в мыслях, отскакивать от объятий?
ну ладно, давай уже что ли сядь здесь и расскажи, как они отучили тебя быть честным с собой, смеяться,
как они довели тебя до жизни такой - расписанной по часам, размеренной, отвечающей на чужое, 
ты же тоже был пятилетний, смешной, верил в любовь, сражался на шпагах, примеривался с ножом и
никому не уступал, если влюбился, то верил, что навсегда, а если она отвернулась - то плакал навзрыд,
теперь ты привычно врешь мне, крошишься под пальцами словно слюда, и делаешь вид, что все в порядке. и ничего не болит.

ну что там? что вдруг сломалось, пошло не так? кто приучил тебя, что это нормально жить там и тут, иметь две зубные щетки,
я же не дура, ты же тоже, мон шер, ну совсем не дурак, почему ты думаешь, что в этот раз получится? от такой щекотки,
честное слово, больше всего хочется пойти ва-банк, и крикнуть со злости: "никакого секса пока ты не разведешься!"
но я понимаю, что это бессмысленно, собираю друзей и иду в кабак, потом реву, разглядываю фотку, где ты смеешься,

перезваниваю, надкусываю яблоко, с хрустом жую его в трубку, ты облегченно вздыхаешь, говоришь: "ну что, моя девочка, похрустим?"
я надеваю свою самую короткую юбку, еду на очередную встречу в отель, создаю интим....
ладно, говорю, если уж на то пошло, я согласна быть третьей, ладно. ну пусть мы с тобой не поженимся, не получится....
но ты хотя бы не присылай мне колец в коробках, отдающих лавандой, и не называй меня "своим лучиком",

а то фантастически хочется разрыдаться.

господи, передай: ей не то чтобы умирать,
ей даже думать нельзя об этом,
ей еще плавать учиться грядущим летом,
ей еще утром рано вставать с рассветом,
ей еще становиться большим поэтом,
и сломанные струны перебирать.

господи передай: ей не то что жить,
надо влюбляться в жизнь, говорить об этом,
ей еще песни петь, проникаться светом,
ей еще отвечать на нежность, владеть стилетом,
ей еще постоять за себя, растаять, ловить букеты...
каждое лето платья цветные шить.

господи передай: ей еще дышать,
верить в себя, расти как цветок в июне,
и понимать, что все что укрылось втуне,
скоро оттает, зальется, и блеск латуни
так перестанет дергать и раздражать.

господи, передай: ей не то чтобы умирать
но даже помнить нельзя о смерти....
господи, ты нацарапай ей на моем конверте
всех нужных слов: про верьте и про не верьте,
про обещания, нежность, будущее... но черти
тащат ее к себе. помоги забрать?

господи, ей не точтобы умирать, ей даже думать рано еще о смерти.

"и говорит медведь медведь медведь" ЛГ

и говорю медведь медведь медведь, и если кукле надо умирать, то пусть я лучше буду за нее, то у меня получится, пойми, и я всю кашу чертову доем, и ладно уж не буду я читать под одеялом с лампочкой одна, и если кукле надо умереть, то не вскрывай хотя бы ты при мне, ей больно слышишь, больно, больно, больно, бо... и говорю, медведь, медведь, медведь

и говорю медведь медведь медведь, а если он не любит никого, то он  меня полюбит вот уви..., и позвонит, и будет так орать, и будет говорить давай встреча..., и я слезами горькими давлюсь, и все опять сливается в одно, а он приходит, чтобы посмотреть, целует в лоб и говорит люблю, а после он уходит от меня, я говорю медведь медведь медведь

я говорю медведь медведь медведь, куда вы бабушку, зачем вы понесли, я еду к доктору, я еду, я сама, я научилась, я могу сама, она не плачет, я не расскажу, объехали наверно пол-москвы,  они придут и будут говорить, а бабушка уже не говорит,  я режу этот  чертов помидор и говорю медведь медведь медведь

я говорю медведь медведь медведь они меня разрежут на столе, я закрываю медленно глаза и вспоминаю куклу на столе, они меня разрежут, чтоб достать, тех про кого я буду говорить, кому придумаю и имя и судьбу, и буду их учить ходить и есть, они уже разрезали, а я.... лежу. молчу. медведь медведь медведь

не хочу ничего забывать, но оно забывается -
словно синее небо - все время куда-то девается.
словно губы твои: уплывает, горчит и расходится,
наше общее прошлое - крошечкой, точечкой, родинкой.

не хочу ничего забывать, но оно истончается  -
так бывает, твердят, так бывает, такое случается:
память сквозь решето просыпает волшебное крошево,
и не больно совсем только меньше и меньше хорошего.

не хочу ничего забывать, но воруют запальчиво
календарные листики памяти девочки-мальчики...
укрывает ли нежность тебя кашемировым пледом?
пока я еще помню тебе в покхаре за обедом,

пока я еще помню тебя с тем цветком в дулихеле,
пока кадры внутри не истерлись и не пожелтели...
не хочу ничего забывать, но оно забывается.
только нежность - к тебе - никуда, никуда не девается.

твоя девочка стала совсем большая: разбила машину, купила квартиру, забросила куклы...
хочешь, я расскажу тебе, что до сих пор мешает, забыть твой номер и адрес? пойдем на кухню,
у меня там кстати коньяк... три звезды, букет, дагестанский розлив....
ну не смущайся, это всего лишь я. а это? это всего лишь розы...
нет, тебя это ни к чему не обяжет. нет, я лягу потом спать на диване молча.
ну знаешь, это какая-то лажа - нежность искать в твоем этом оскале волчьем!
но я все-таки помню, какой ты умеешь быть... дикой? я чую и силу и страсть в напряженьи позы.
если скажешь - уйду не оглядываясь, моя Эвридика, и черт с ним - коньяк не коняк, розы не розы.
хочу? чтобы ты была счастлива. только ли это? хочу, разумеется, быть счастливой с тобой рядом.
и у нас в очередной раз есть целое лето, чтобы проститься с этим локальным адом.

p.s. твоя девочка стала взрослой. а ты? неужели совсем не скучала?
да черт с ним! бросай ты к дьяволу эти розы!

ДАВАЙ ВСЕ НАЧНЕМ СНАЧАЛА?!!!!

знаешь, мне уже две недели совсем ничего не снится
и не пишется, не смеется, не говорится...
я загрузила себя работой, придумала сто два дела,
убедила себя в том, что я и не хотела ничего, не хотела
ни тебя не хотела, ни смеха твоего не хотела,
ни жестких волос, ни мягкого мятного тела....
и теперь мне уже две недели совсем ничего не снится,
только горько естся и горько спится.

знаешь, мне уже две недели никто не звонит домой
говорят, ты сменила номер, теперь мы не знаем твой,
а я не могу подобрать себе ни номера, ни судьбы,
открываю справочник, собственный справочник, а там только - бы.
там написано, что не будет ни нежности, ни борьбы,
ни губ твоих пряных, а только сплошное  - бы.
сплошное условие, не выполняемое до конца ни одной судьбой,
и расстояние, чертово расстояние между мной и тобой.

и две недели я засыпаю под связанным не-тобой дрим кетчером,
он видимо ловит все, и вроде боятся нечего,
но я иногда думаю: что если все мои сны до последнего,
он отдает.... тебе? может, мне присылали и города летнего,
и улочек не-московских, и сада, и несовершеннолетнего
мальчика из сладких грез де сада, и трамваи со звоном летящие безбилетные....
но пока - я закрываю глаза, засыпаю вечером,
и просыпаюсь утром: пустая, выхолощенная, беспечная.

мне уже две недели совсем ничего не снится.
снимаю ловушку. закрываю к тебе окно.
приснись мне, пожалуйста? маленькой, круглой птицей,
поедающей на моей ладони пшено....